Браво-брависсимо. Виталий Еремин

веранде, просматривает свежие газеты. Надежда подходит на цыпочках. В руке у нее открытка. Заглядывает через голову мужа в газету.

      СТАЛИН. Татка, ты меня пугаешь. Я когда читаю, ничего не слышу. Вот, послушай, что Горький пишет: нос у него вздрогнул. Ты когда-нибудь видела, чтобы у кого-то вздрогнул нос?

      НАДЕЖДА. Это чей нос?

      СТАЛИН. Сразу видно, что не читала очерк Горького «Владимир Ильич Ленин». Ленина нос, Татка. А вот тут точно сказано. «Велик, недоступен и страшен кажется Ленин даже в смерти». И вот здесь точно, где Горький приводит слова Ленина о себе: «Мало я знаю Россию. Саратов, Казань, Петербург – ссылка и – почти все». Не почти, а все.

      НАДЕЖДА. Как же мне нравится вид отсюда, со второго этажа. Только вот…

      СТАЛИН. Что только? Что опять не так?

      НАДЕЖДА. Вот нашла твою давнюю открытку. (читает) «Здесь природа скудна до безобразия, и я до жути истосковался по видам природы, хотя бы на бумаге». Помнишь, ты писал мне это из Курейки, и я послала тебе открытку с видами Грузии?

      СТАЛИН. И что?

      НАДЕЖДА. Теперь по твоему повелению природу, которой тебе так не хватало в Курейке, вокруг нашей дачи вырубают.

      СТАЛИН. Хочешь попасть в прицел снайпера? Или для тебя природа важнее жизни?

      НАДЕЖДА. А еще… Раньше, когда ты был революционером, ты носил шляпу, костюм, туфли. Это тебе так шло. А теперь эта шинель до пят, френч, сапоги… трубка. Зачем тебе такая длинная шинель?

      СТАЛИН. У Паукера спроси. Он считает, что в длинной шинели я смотрюсь выше. Стельки мне утолщил. Беспокоится человек, как я выгляжу в глазах врагов. Считает это важным делом.

      НАДЕЖДА. Почему только в глазах врагов?

      СТАЛИН. Паукер так считает. Что я могу поделать?

      НАДЕЖДА. Ты-то сам так не считаешь?

      СТАЛИН. Что я, пугало какое? Хотя без страха тоже нельзя. Политика – это кто кого больше или меньше боится.

      НАДЕЖДА. Ну, да как же без страха. (осматривает одежду мужа) Обшлага у френча и шинели обремкались. Хотела починить, не нашла ни иголки, ни ниток.

      СТАЛИН. Скажи Паукеру – он распорядится, починят. Занимайся детьми, Татка.

      НАДЕЖДА. Занимаюсь.

      СТАЛИН. Ни хрена ты не занимаешься.

      НАДЕЖДА. Снова болят зубы?

      СТАЛИН. Причем тут зубы?

      НАДЕЖДА. Дантист Шапиро обточил тебе вчера сразу восемь зубов. Сегодня будет ставить коронки.

      СТАЛИН. Откуда такие сведения?

      НАДЕЖДА. Что за страсть делать секрет из всякой мелочи?

      СТАЛИН. Зубы – не мелочь. Здоровье вождей – совсем не мелочь, Татка.

      Входит Паукер. В руках поднос с мыльницей, щеткой и опасной бритвой. На плече полотенце.

      НАДЕЖДА (сухо.) Карл Викторович, дайте нам договорить.

      Паукер ставит поднос на стол и скрывается за дверью.

      СТАЛИН. Ну, что у тебя еще?

      НАДЕЖДА. Иосиф, я нашла хорошего ритора-логопеда.

      СТАЛИН. Это еще зачем? У детей нет проблем с речью.

      НАДЕЖДА. Для тебя, Иосиф. Мне надоело читать в зарубежной прессе, что у тебя невнятная речь. Но это дело поправимое. Несколько занятий и буржуи перестанут