Иисус, последний Великий Инициатор. Эдуард Шюре

или на крыше дома воздвигался навес из миртовых и оливковых ветвей в память о патриархах-кочевниках минувших веков. Там зажигали семисвечник и доставали рулоны папируса, с которых вслух читали тайную историю. В сознании ребёнка Вечный присутствовал не только в звёздном небе, но даже в этом подсвечнике, отражающем Его славу, в речи отца и молчаливой любви матери. Так Иисус знакомился с великими днями истории Израиля, днями радости и печали, триумфа и изгнания, бесчисленных страданий и вечной надежды. Отец не дал никакого ответа на жаждущие и прямые вопросы ребёнка. Но мать, подняв мечтательные глаза из-под длинных тёмных ресниц и поймав вопросительный взгляд сына, сказала ему:

      «Слово Божье живёт только в Его пророках. Когда-нибудь мудрые эссены, одинокие странники у горы Кармель и Мёртвого моря, дадут тебе ответ».

      Мы также можем представить себе ребёнка Иисуса среди его юных товарищей, пользующегося у них странным авторитетом, который давал развитый интеллект, соединённый с активным сочувствием и чувством справедливости. Мы следуем за ним в синагогу, где он слышал, как книжники и фарисеи обсуждали друг друга, и где ему самому предстояло проявить свои диалектические способности. Мы видим, как его быстро оттолкнуло сухое учение этих докторов закона, которые до такой степени извратили букву, что лишили её духа. И снова мы видим его соприкосновение с языческой жизнью, когда он посещает богатый Сефорис, столицу Галилеи, резиденцию Антипы, охраняемую наёмниками Ирода, галлами, фракийцами и варварами всех мастей. Во время одной из частых поездок в гости к еврейским семьям он вполне мог заехать в финикийский город, один из тех настоящих человеческих ульев, кишащих жизнью, на берегу моря. Он увидел бы издалека низкие храмы с толстыми крепкими колоннами, окружённые тёмными рощами, откуда доносились песни жриц Астарты под тоскливый аккомпанемент флейты; их сладострастные вопли, пронзительные, как крик боли, пробудили бы в его сердце глубокий стон страдания и жалости. Затем сын Марии вернулся в свои любимые горы с чувством освобождения. Он поднялся на кручи Назарета, окинул взглядом обширный горизонт Галилеи и Самарии и бросил томительный взгляд на Кармил, Гильбоа, Табор и Сихем, давних свидетелей патриархов и пророков.

      Какими бы сильными ни были впечатления внешнего мира на душу Иисуса, все они меркли перед суверенной и невыразимой истиной в Его внутреннем мире. Эта истина расширялась в глубинах Его природы, как прекрасный цветок, появляющийся из тёмного водоёма. Она напоминала растущий свет, который появлялся перед ним, когда он оставался один в тихой медитации. В такие моменты люди и вещи, как близкие, так и далёкие, казались ему как бы прозрачными в своей сущности. Он читал мысли и видел души; затем, в памяти, он улавливал, словно сквозь тонкую завесу, божественно прекрасные и сияющие существа, склонившиеся над ним или собравшиеся в поклонении ослепительному свету.