Истинная грусть. Денис Нуштаев

считает себя чем-то уникальным и стоит перед своим искусством, не давая ему собственного слова. Этот гений сиял «простотой истины» в этом тёмном помещении подкрашенного дома, но в сложном преломлении лучей света мы видим более тусклый, хотя гораздо более ясный образ, чем при прямом взгляде на источник света: заурядность всегда стремится сиять, заполняя пространство восприятия впечатлениями и игрой с тенями, – тем самым, мы не можем разглядеть, что представляет из себя человек или его искусство.

      И мне кажется, что он понимает, насколько я его презираю, оттого закрывается в своей скорлупе ещё больше, потому что мнение, подобное моему, он встречает не в первый раз и для него оно лишь служит подтверждением недальновидности «массового сознания», хотя, наблюдая со своей позиции, я вижу проявление этого же феномена по отношению к нему. Истинные деятели искусства, которых я люблю, в отличие от мистера Х, не страдали «концептуализмом», хотя их подходы были понятны немногим – вернее будет сказать, они были понятны всем, но для их восприятия требовалось время, требовались концентрация и наличие определённого рода честолюбия. Они не сияли бессмысленным для внешнего мира светом своего сознания, но пытались найти его отражения в своей жизни, оттого их искусство не теряло гравитацию – оно могло быть несовершенным, недоразвитым или незаконченным, но в нём жил дух, в то время как мистер Х выставлял напоказ импотентность своего творческого видения, проявляя трудолюбие и достигая «высокого качества» в вещах недостойных, которые заставляли зрителя чувствовать собственную претенциозность. Должен ли зритель вообще чувствовать своё присутствие в произведении, должен ли он чувствовать, что обращаются к нему? Я думаю, что нет, – разница между людьми так мала, что мы не можем поднять своё творческое видение на Олимп, который будет недоступен другим, и потому я вижу правильный путь в создании единого со зрителем взгляда, а не в достижении бесконечных уровней абстракции, которые теряют тем больше содержания, чем больше автор (подобный мистеру Х) пытается заложить в них смысла. Я могу вообразить в бескрайних просторах своего эго, что мой текст прочитают люди грядущих поколений, возможно, уже не будет нашего острова – Земля снова станет едина, и он будет представлять только историческую ценность, но всё это является надуманной позицией – вечность и вневременная актуальность проявляются благодаря максимальному приближению к мистике текущего момента автора. Пока я на острове, как бы он ни был для меня привычен и банален, как бы мне ни хотелось выйти за эти границы, – я буду писать про остров, не придумывая ничего лишнего, а также про проект выхода за границу, который родился у Алана.

      В порыве таких чувств, от воздействия раздражающей обстановки и ещё более раздражающего мистера Х мне наконец дали осуществить свой опыт, когда некоторые из приятелей Алана уже прошли