Барбос Тихон по кличке Барон, или 12 дождливых дней. Андрей Кузьменков

конечно, назвать пса по-новому, скажем, Дружком. А что, неплохо звучит. Мол, пришёл к нам с дружескими намерениями, захотел с нами дружбу водить, – альфа-папа улыбнулся в бороду.

      – А давайте назовём его Чёрный Ам, – кто-то пискляво хихикнул.

      – Почему так? – удивились все.

      – Помните, как быстро умял ужин наш тёмнобокий и чёрноспинный. Ам-ам – и нет.

      Когда за столом перестали смеяться, вновь заговорил альфа-папа.

      – Знаете, мне кажется, что для него – да и для всех нас – будет привычнее кличка Барон. Пока пускай он с ней поживёт дома, пообвыкнет, а зима кончится – переселим его на улицу, в будку возле калитки. Собака должна двор охранять. И место своё знать.

      Тут альфа-папа сделал многозначительную паузу, которую никто из присутствовавших не решился нарушить.

      – И хочу добавить, – продолжал затем альфа-папа. – Дружить, конечно, Барон будет со всеми, но главным для него станет тот, кто привёл его сюда и уговорил остаться, – веско закончил альфа-папа, словно ставя точку в этом вопросе.

      С этими словами он повернулся к Хо и выразительно взглянул на него.

      – Заодно проверишь свои таланты воспитателя. А мы посмотрим, что из этого выйдет.

      – Вот и проверю. Вот всё и получится, – капризно-заносчиво отозвался Хо.

      Но Тихон сразу уловил нотки неуверенности в его голосе.

      «Да-а, – подумал он, – похоже, придётся Хо помогать. Самому-то ему трудновато будет меня воспитывать».

      Тихон решил не откладывать дело в долгий ящик. Он решительно подошёл к деревянной табуретке, на которой сидел Хо, и положил голову ему на коленку. Коленка была тощей и костлявой, и большой тихонской голове лежать на ней было не очень удобно. Однако учёба и воспитание, как Тихон где-то, когда-то, давным-давно слышал, требовали жертв.

      Тихон, правда, не очень понимал, что такое «жертвы» и всегда считал, что это всего лишь очень невкусная еда, которую приходилось поглощать лишь в силу крайней необходимости. Однако своё теперешнее поведение считал вполне соответствующим значению этого слова.

      – Смотрите-ка! – только и ахнул Хо.

      – Да он вот-вот тебе в тарелку языком влезет, – услышал Тихон чей-то неодобрительный голос. Впрочем, Тихону сейчас было не особенно интересно, кому именно он принадлежал, поскольку главных в семье-стае он уже определил, – хотя пока не разобрался, кто из этих двух альф был всё же более альфа – а положение остальных решил выяснить позже.

      Тарелка и впрямь находилась в пределах лёгкой досягаемости для тихонского языка, и от неё исходил прямо-таки умопомрачительный дух. Тихон почувствовал, как у него в пасти стремительно копится слюна. Но он знал, что надо держаться изо всех сил.

      – Видите, ведь не лезет же, – возразил Хо и легонько погладил Тихона по голове.

      – Он ещё и укусить может, – продолжал всё тот же неодобрительный голос, в котором теперь звучали опасливые нотки. – Собака – это зверь, непредсказуемый зверь…

      – Не более