Свой – чужой. Андрей Константинов

нашелся, что ответить. Сейчас, кстати, большой человек в центральном аппарате и с тобой в хороших отношениях.

      – Володька, что ли? – усмехнулся Юнкерс.

      – Он, – хмыкнул полковник. – Еще пальцем мне тыкал… Я ему сказал – пальчик-то побереги, сломаю…

      – А что ж ты мне раньше-то не рассказывал?

      – А велико ли событие? – приподнял плечи Крылов. Александр Сергеевич рассмеялся и махнул рукой:

      – Ой, да не сбивай ты меня, бес… Я сам собьюсь… Да, многие начальники хороши хотя бы тем, что за деньги твои же тебе же зла и не сделают. А вот с Петром у нас совсем другая песня… Да, кстати, о песнях… Где песни?

      Юнкерс покрутил головой, ища мажордома Гошу, бывшего оперного певца:

      – Гоша, а где песни? Я тут распорядился немного, сейчас будут песни – правильные, наши песни!

      «Кухоньку» закачал вальс «Амурские волны», сменившийся на «На сопках Маньчжурии».

      Пять дней назад Юнгеров объяснял чесавшему затылок Гоше:

      – На один диск собрать «Славянку», «Мы так давно не отдыхали», «Нас извлекут из-под обломков» и так далее… Ты же музыкант, Гоша, хоть и бывший. Ты общую интонацию уловил? А то тебя самого вместе с консерваторией из-под обломков извлекут. Привыкли, понимаешь, к попсе… Поставь раком все музыкальные салоны. Денег не жалеть. Чтоб за такие деньги они, в случае чего, сами и спели, и сплясали…

      Александр Сергеевич выпил с Крыловым на брудершафт:

      – Я обнимаю тебя, Петя! Я ни о чем не жалею! И не пожалею ни о чем! Я счастлив, что меня привезли в твой лагерь! А Хозяин[6], Хозяин-то у нас был какой! Ой! Ай! Как из кинофильма про ужасы тридцатых годов! В папахе, в тулупе, с портупеей, пьяный в хлам! Вспомнить жутко!

      – Да ну тебя, Сергеич… аж озноб пробежал, – и впрямь поежился Крылов. – Уф… До сих пор…

      – А все ж таки мы его на свою сторону убедили, – победно заулыбался хозяин «Аэродрома». – Недавно в гости приезжал…

      – Да уж докладывали… – хмыкнул Крылов. – Хулиганство заминать пришлось… Витрины в китайском ресторане словно не бывало.

      – В японском! – Денис, правая рука Юнкерса по жестким вопросам, поднял палец. – Что значительно дороже, между прочим! Тонна баков – это без праздника внутри и мусоров в территориальном.

      Александр Сергеевич, вспомнив разбитую витрину, захохотал в голос. Отсмеявшись, утер слезу:

      – Я, как его увидел – ласточкой стреноженного, так низкий поклон отвесил помощнику дежурного отделения, которому он этак – по-хозяйски – нос на сторону убрал… Спасибо, говорю, братец, от души порадовал… Нос-то недорого встал, в полсотни зеленых всего… А радости-то сколько было… Кричу Хозяину сквозь слезы: «Гражданин начальник, тут вам не лагеря, в Питере нельзя в харю без разбору тыкать». А он рычит: «Сопли утри мусоркам своим питерским! Двадцать минут старика вязали. Да конвой за это время этап до Перми проволочь может!» Ой, беда была…

      За столом между тем постепенно делалось шумно.

6

Хозяин – начальник лагеря.