Свой – чужой. Андрей Константинов

что жмурик на них, я не слыхал, но… но это даже к лучшему. А клевер там или ромашка – я не спец… но если дам адресок того, кто взял картину… да и остальной хлам… А? Как?..

      – Заманчиво, – повел шеей Виталий Петрович. – А адресок-то точный или на глазок – вроде «третий этаж в четвертом или пятом парадняке»?

      – Точный! – успокоил собеседника Кеша и заржал: – Этот чертополох вам стучит, когда ему надо… а тут просто так хапнул у залетных – видать, барыш перетянул оперативный интерес. Но иногда заглатывать хлопотно – крючок могут выдрать вместе с желудочным соком…

      Ильюхин, сердце которого застучало, словно дизельный мотор, скрестил руки на груди:

      – И что ж за это, если все «в цвет»?

      Иннокентий тонко улыбнулся, словно дипломат на официальных переговорах:

      – Сам понимаешь: барыга с лету сдаст хлопцев… и их не пляшут!

      – И ты ни при чем?

      – А как «при чем», ежели он сдает? – изумился вор. Полковник одобряюще усмехнулся:

      – Ну ты рысь крученая! Что просишь-то?

      Кеша недоуменно повел головой:

      – Ну не конфет же в камеру?! Ты ж седой уже волчара: соскакиваю я тогда с квартиры и – краями… Как в море корабли…

      Виталий Петрович решение принял мгновенно, но для понта подвигал бровями, повздыхал, похмурился и только через не слишком длинную паузу махнул рукой:

      – Черт с тобой! Даю слово, что если картина будет сегодня у меня в кабинете, то ты уйдешь.

      Кеша слизнул с верхней губы выступившую легкую испаринку:

      – А мне только и полагаться, что на твою порядочность. Смотри, начальник, мне «вышак не ломится»![28]

      В последней фразе сильно нервничавший, несмотря на внешнюю раскованность, вор все же не удержался от легкого намека на угрозу. Полковник скривился, будто съел что-то кислое:

      – Не порти песню!

      – Да я так… для блезиру, – засуетился Кеша, поняв, что ляпнул лишнее: – Извини дурака.

      – Бывает, – согласился Ильюхин, подходя к двери и широко ее распахивая: – Ткачевский! Витя! Заводи тарантас, седлай коней, готовь своих кавалеристов к атаке!

      Теоретически Виталий Петрович мог бы забрать «тему» к себе в главк, но из педагогических соображений решил не делать этого. К тому же если Кешу отпускать, то именно на 16-м повиснет очередной «глухарь» нераскрытой квартирной кражи – оно, конечно, «глухарем» больше, «глухарем» меньше… Но все-таки… И вообще – Ильюхин уважал и любил «окопы»…

      Кеша не соврал. Ткачевский, Потемкин и Уринсон изъяли картину и прочий похищенный скарб быстро, нагло и красиво. Убийц скупщик сдал, еще не успев доехать до набережной Лейтенанта Шмидта. Иннокентия пришлось отпустить, а Потемкину полковник лично показал, как в материале навести тень на плетень. Показал настолько убедительно, что молодой опер чуть было сам не поверил в полную невиновность Кеши. В результате была сочинена (а точнее, практически продиктована) выжимающая слезу дотошнейшая справка, заканчивавшаяся сакраментальной фразой: «…не представилось

28

Не грозит высшая мера наказания. Одновременно это цитата из кинофильма «Место встречи изменить нельзя».