Подстава. Книга третья. Елена Звёздная

из служанок застонала, собираясь из несознанки вернуться в осознанный мир, но получив от меня профессиональный пендель по затылку, вновь унеслась в мир отдыха и расслабона.

      И тут маман прошептала в священном ужасе:

      – Кто вы?

      На этом она не остановилась, и прошептала в еще большем ужасе:

      – Где я?

      Она судорожно огляделась, уделяя внимание обстановке и деталям этой обстановки и прошептала:

      – Пятый или шестой? Только не шестой, пожалуйста, только не шестой…

      Блондя тайремский учила, естественно, знала же куда направляется, но вот сейчас, кажись, вообще ничего не понимала.

      А я… я так, кое-что вспомнила. Слова Эриха: «Если кто-то из первой тройки – я справлюсь, но пятый и шестой самые древние из нас, я не в курсе всего спектра их возможностей». Черт, она назвала именно пятого и шестого.

      – Мама, все хорошо, вы дома, в смысле в доме Эриха.

      Однако спокойствия женщине это не принесло вовсе.

      – «Мама»? – переспросила она, в таком ужасе глядя на меня, что казалось у нее оставшиеся волосы все сейчас дыбом встанут. – Нет… только не это… я не могла родить дочь! Нет! Они не могли меня заставить! НЕТ!!!

      Ну, мы были в ахере.

      – Эээ… вот ты какая, биполярочка, – пробормотала Блондя.

      – Боюсь, все хуже, – была вынуждена признать я.

      И решительно направившись к трясущейся женщине, спокойно и твердо произнесла:

      – Вы меня не рожали, я жена Эриха, вашего сына. Так что все, вдох-выдох, знакомимся с невесткой и не кромсаем себя ножницами.

      И с этим словами я забрала эти самые ножнички из рук несопротивляющейся женщины, продолжавшей все так же потрясенно смотреть на меня.

      Но только я собиралась выпрямиться, как мадама схватила меня за руку, и, вглядываясь в мои глаза, хрипло произнесла:

      – Твои волосы не цвета золота, правда ведь?

      – Точняк, я не блондинка, – подтвердила свекрови.

      И та не сдержала полного облегчения выдоха. А после и вовсе рассмеялась, тихо, с облегчением, как человек, которому только что сказали что все, казни не будет, палач не приехал, потому что у него там истерика и вообще остался дома по семейным обстоятельствам.

      А Блондя, осторожно переступив окончательно вырубленную мной служанку, еще более осторожно спросила:

      – А если бы она была блондинкой, что тогда?

      – Не важно, – мать Эриха продолжала держать меня за руку, с каким-то странным восхищением и благодарностью разглядывая мое лицо в полумраке спальни, – уже не важно. Ты не усилитель, и это главное. Это самое главное. А Эрих?

      «Тоже не блондин», – хотела было сказать, но оказалось, вопрос был в другом.

      – Ты любишь Эриха? – спросила его мать, и ее ладони, сжимающие мою руку, задрожали.

      А я не смогла ни ерничать, ни отпускать саркастические замечания в данный момент и ответила как есть:

      – Больше жизни.

      И на бледном лице явно очень больной на всю голову женщины появилась улыбка. Полная искреннего