Сейчас и навечно. Эмма Скотт

Надеюсь, ты справился.

      Темные глаза Макса немного затуманились, а улыбка погасла.

      – И да, и нет.

      Поезд со скрипом остановился. Мы снова находились на поверхности земли, и день выдался великолепным.

      Мы покинули поезд, и Макс перебросил мою сумку через плечо, словно она не весила ни фунта, в то время как мой переполненный рюкзак, казалось, весил целую тысячу.

      – Надеюсь, тут недалеко, – сказала я.

      – Повтори адрес, пожалуйста.

      Я назвала адрес, и он повел меня на запад по Дюбус-стрит.

      – Хороший район. Ты нашла здесь квартиру?

      – Мой друг сказал, что это последний дом в викторианском стиле с регулируемой арендной платой во всем Сан-Франциско.

      – Твой друг прав, – ответил Макс. – В большинстве районов города фраза «регулируемая арендная плата» вызывает лишь приступ недоверчивого смеха. – Он усмехнулся. – А потом слез.

      – Тогда я не скажу тебе стоимость аренды.

      – Ну и слава богу.

      – Итак, когда не проводишь каждый божий час в роли моего спонсора, чем ты занимаешься? – спросила я.

      – Я фельдшер «Скорой помощи» в Калифорнийском университете.

      – Правда? Ты не шутил, когда говорил, что круглосуточно спасаешь жизни.

      Он небрежно пожал плечами, но его улыбка показала, насколько ему приятно слышать мои слова.

      – Что насчет тебя? Есть работа?

      – Вроде того, – ответила я. – Заканчиваю курсы массажа…

      – И?.. – отреагировал Макс на мое молчание. – Здесь должна быть вторая часть предложения.

      – Раньше я танцевала. В прошлой жизни, если ты понимаешь, о чем я.

      – Понимаю, – сказал Макс. – Старая жизнь, жизнь наркомана и новая. Жизненный цикл восстановления. И как? Танцы пережили этап наркотической зависимости, чтобы появиться в новой?

      – Посмотрим, – проговорила с небольшой улыбкой. – Очень надеюсь.

      Макс кивнул.

      – Порой это все, что тебе нужно.

      Мы шли вдоль ряда домов в викторианском стиле, каждый из которых пристроился к соседнему и был окрашен в свой цвет. Я взглянула на адрес, написанный на руке, затем на трехэтажный дом кремового оттенка, зажатый между бежевым зданием поменьше и домом из состаренного кирпича.

      – Вот этот, – указала я на кремовый дом.

      – Ты шутишь? – Макс уставился на дом. – Ты собираешься жить здесь? Одна?

      – В студии на третьем этаже, – ответила я, поправляя свой рюкзак. – Тут миленько, правда?

      – Миленько? – изумился Макс. – Это дом с регулируемой платой?

      – Опять эта фраза. Будешь смеяться или плакать?

      – Плакать, – процедил он сквозь зубы. – Перед тобой единорог, поедающий четырехлистный клевер и какающий радужными какашками в форме беспроигрышных лотерейных билетов.

      Я рассмеялась.

      – Ну, это всего на полгода, а потом мне придется вернуть его и найти новое место.

      – Отстой, – посочувствовал Макс. – После этого подобия Шангри-Ла ты будешь потрясена тем, как плебеи вроде нас добиваются успеха в Сан-Франциско.

      – Ничего