13. Елена Ха

девчонка вновь кинулась в ноги мужчине.

      – Нельзя иначе, дочь, – Рая с удивлением увидела, как по щекам отца непрерывно текут слезы.

      Никогда она не видела отца в слезах. Даже в тот день, когда умерла мама. Сжалось от сочувствия сердце девушки, обняла единственного родного человека.

      – Тысяча жизней, родная, – мужчина шептал, поглаживая дочь по голове, – тысяча жизней сгинут, если мы хоть раз ослушаемся Его.

      – Но почему мы не боремся, папа?! Он один, а нас тысяча!

      – Глупости ты городишь, девчонка! – рассердился мужчина, оттолкнул дочь. – Пока мала была, еще прощались слова твои дерзкие. Но сейчас! Как не понимаешь ты, что живы мы благодаря Его милости, и за жизни наши мы платим меньшей кровью. Лишь раз в год требует он себе невесту…

      – Но сейчас я! Я его невеста! Отец! Неужели ты отдашь меня?!

      – Такова Его воля. Смирись, дитя, – голос вновь стал глухим, чужим, словно не отец родной на Раю смотрит, а совсем посторонний, – день у вас на стенания бабские, слезы лить можешь, сколько захочешь. Рыдай в голос. Но лишь тьма опустится, лишь взойдет солнце мертвых, будешь стоять ты на границе и ждать своего мужа. Будь послушной, дочь, – мужчина оглянулся, собираясь переступить порог, – такова твоя судьба.

      ***

      Ни слезинки более не пролилось из глаз Раи, ни всхлипов, ни стонов не услышали бабы, пришедшие нарядить невесту.

      Голосили вокруг женщины, стенали. Рыдали, охрипшими голосами сочувствовали. Рая молчала. Молча позволяла она надевать на себя платье белое, молча кивнула, соглашаясь на распущенные волосы. Молча взглянула на себя в зеркало в последний раз, на живую. Молча взглядом прошлась по отчему дому. Не бегать ей более по скрипучему полу, не встречать отца с полей пришедшего, усталого, не собираться на свидания с милым.

      ***

      Вывели на площадь невесту под руки, все сельчане круг образовали, в первых рядах плакальщицы стояли.

      Лишь раз вздрогнула девушка, когда взгляд ее среди толпы глаза любого ей парня нашел. Мил лишь секунду в глаза ее смотрел, отвернулся, за спинами баб спрятался.

      Подошла невеста к гробу, на низких табуретах стоящего. Обит гроб был алыми тканями, украшен белыми розами.

      Легла Рая в гроб, руки на груди сложила, глаза прикрыла.

      Толпа на площади дыхание затаила.

      – Ой ли голи, голи люты-ы-ы-е-е-е, – затянула песню хмурная Нинка.

      – Ой ли то ли будь, то ли не-е-есть, – подхватили стоящие рядом товарки.

      – Ты, молодка, была хрупкою-у-у, – пробасила старуха с ярко красной шалью на плечах.

      – Умерла ты смертью жуткою-у-у, – подхватили первые ряды.

      Чиста телом, но душой грешна, – речитативом пробасили задние ряды.

      Почернела вся, обречена

      И вовек теперь ты будешь маяться

      Навсегда во тьму погружена

      Не примет тебя сыра земля

      Не возьмет огонь горящий

      И в студену воду не войдешь

      Покаянья боле не найдешь

      – От Света Божьего! – тонким голосом проорал блаженный Микол.

      – Отлучена! –