Тиатара. Лариса Валентиновна Кириллина

чуть похуже немецкого, но тоже вполне ничего.

      – Киокьо чуай лалло ньюллио фи! – ввернула я поговорку на алечуанском, которая значит «радость приносит только точное знание».

      – Ньюллио лалло куа кешшану ва эйе, – немедленно возразил он, то есть: «Точное знание возможно лишь в математике».

      Я замялась, подыскивая достаточно остроумный ответ.

      – Хорошо. Предварительный тест вы сдали, – прекратил он эту дуэль полиглотов, перейдя на обычную космолингву.

      – Я вообще-то сдавала тесты при поступлении, – напомнила я.

      – Этот был на реакцию и на фонетику.

      – А провалила бы – выгнали бы?

      – Вы хотите быть выгнанной?

      Тон, которым он это спросил, мне совсем не понравился. Не хватало еще начинать учебу с конфликта.

      – Извините, магистр Джеджидд. Разумеется, не хочу. Я добиралась до Тиатары в транскамере. Это, знаете ли, удовольствие среднее.

      – Знаю.

      Ах да, он ведь недавно летал на Орифию, а потом с Арпадана на Тиатару.

      – Сядьте, Юлия, – приказал он таким повелительным тоном, что я на автопилоте приземлилась на стул, едва успев прикрыть ладошкой дыру на штанине. Руки, конечно, тоже в пыли. И башка разлохматилась. Хороша! А и ладно, я же не красоваться пришла. И вряд ли этот неприветливый хмырь разбирается в дамских нарядах. Сам-то он облачен в балахон болотного цвета без малейших претензий на элегантность.

      – Надеюсь, с уставом Колледжа вы уже познакомились? – осведомился магистр Джеджидд.

      – Простите, нет ещё. Не успела.

      – Сделайте это безотлагательно. Очень странно поступать в заведение, правил которого вы не знаете.

      – Надеюсь, неуспевающих тут не жарят на углях? Остальное не страшно! – сострила я.

      – Неуспевающих отчисляют. И я обязан следить, чтобы вас в этом списке не было.

      Похоже, к шуткам он совершенно не расположен.

      – А что еще вы обязаны?

      – Прочитайте контракт.

      Контракт оказался распечатан на настоящей бумаге. И подписан как моими родителями, так и магистром Джеджиддом. Подписи папы и мамы, правда, были электронными, но печати Колледжа – подлинными.

      Согласно контракту, опекун обязан заботиться о моем здоровье, успехах и благополучии до моего совершеннолетия. Он всецело отвечает за меня, и стало быть, я должна согласовывать с ним свои дальние передвижения, свои крупные траты и все вопросы, касающиеся проблем успеваемости, конфликтов с соучениками, преподавателями и местными жителями, а также моей физической неприкосновенности.

      – Вам понятно содержание документа? – спросил он как судья, оглашающий приговор преступнику.

      – Да. Вообще ничего нельзя! – грустно хмыкнула я.

      – Отчего же. Многое можно. В пределах кампуса – едва ли не всё. Однодневные экскурсии тоже позволены, но лучше сообщать, куда вы направляетесь, особенно на первых порах. Вряд ли в обитаемой зоне планеты вам угрожают опасности, но бывают несчастные случаи. В бурю любые перемещения категорически запрещены. На поездки с ночевками нужно