Пушистая Катастрофа. Купава Огинская

все наоборот. Мы рождаемся животными, и некоторым из нас удается разбудить в себе человека. Сомнительное удовольствие, конечно… – Я осеклась на полуслове, поймав себя на том, что чуть было не начала жаловаться ребенку на сложную жизнь вполне осознающей себя личности, застрявшей в теле животного. Я очень часто жалела о том, что пробудилась, что стала высшей нечистью и понимаю все, что со мной происходит. Особенно сильно жалела, когда порой возвращалась в леса и видела, как живут мои собратья. Их жизнь казалась такой простой… – И если кто-нибудь узнает о том, что я так умею, меня закроют в какой-нибудь лаборатории и разберут на образцы, понимаешь?

      Эдит недолго помолчала.

      – Это больно?

      – Больно, – подтвердила я. – И обидно очень.

      – Я никому не расскажу, – пообещала она. – Это наш секрет.

      И я ей верила. Но еще я верила, что в случае чего успею сбежать раньше, чем меня поймают, и никто не сможет проверить, являются ли правдой невероятные слова ребенка.

      Эдит потянулась потрогать мои волосы, но не решилась, да так и замерла с забавно вытянутой рукой.

      – Можно, – разрешила я.

      Простая ласка для человеческого тела оказалась настолько неожиданно яркой, что я невольно отпрянула, вжимаясь в спинку кресла.

      Девочка тут же отдернула руку и спрятала за спину.

      – Прости. Просто… прости. – Я не совсем понимала, вина ли в том, что это тело чувствительнее, чем пушистое, или просто с непривычки, но на коже, там, где до нее дотронулись пальцы детеныша, все еще отчетливо ощущалось это касание. Эдит каждый день гладила меня между ушами, и ничего, кроме слабого удовольствия, я не чувствовала. А сейчас… Почесав голову, я смущенно улыбнулась. – Я тебя напугала?

      Эдит неопределенно повела плечами и севшим от восторга голосом прошептала:

      – У тебя клыки.

      Я тут же перестала улыбаться.

      – Совсем как у папы, – добила меня мелкая.

      Сравнение хуже придумать она, конечно, не могла…

      Меня передергивало от одной мысли о том, что у нас с этим скучным недоволком может быть что-то общее.

      – А Марта говорила, что носить короткие волосы неприлично, – добавила Эдит непосредственно.

      – Когда это она такое говорила?

      – Когда я хотела подстричься. – Она вздохнула. – Вот почему мальчикам можно ходить с короткими волосами, а девочкам нельзя?

      – Ну… говорят, длинные волосы вроде как красиво.

      Рука непроизвольно потянулась к моим коротким, едва достававшим до плеч. По меркам людей я, наверное, была очень страшненькой… Рыжая, да еще и без косы.

      – Но ты же и так красивая, – наивно удивилась Эдит, ощутимо подняв мне настроение. Вкусы у девочки, конечно, были какие-то странные, стоило только вспомнить, как радовалась она тощей ушастой крысе, но мне все равно были приятны ее слова.

      – Спасибо, – сказала я смущенно. – А теперь спать, – добавила безжалостно.

      И никакие тяжелые вздохи и грустные глаза не могли меня разжалобить.

      Убедившись, что детеныш устроился в постели