Тарас Бульба. Повести из цикла «Миргород». Николай Гоголь

заспанным.

      – Кто смеет бить в литавры? – закричал он.

      – Молчи! возьми свои палки, да и колоти, когда тебе велят! – отвечали подгулявшие старшины.

      Довбиш вынул тотчас из кармана палки, которые он взял с собою, очень хорошо зная окончание подобных происшествий. Литавры грянули, – и скоро на площадь, как шмели, стали собираться черные кучи запорожцев. Все собрались в кружок, и после третьего боя показались наконец старшины: кошевой с палицей в руке – знаком своего достоинства, судья с войсковою печатью, писарь с чернильницею и есаул с жезлом. Кошевой и старшины сняли шапки и раскланялись на все стороны козакам, которые гордо стояли, подпершись руками в бока.

      – Что значит это собранье? Чего хотите, панове? – сказал кошевой. Брань и крики не дали ему говорить.

      – Клади палицу! Клади, чертов сын, сей же час палицу! Не хотим тебя больше! – кричали из толпы козаки.

      Некоторые из трезвых куреней хотели, как казалось, противиться; но курени, и пьяные и трезвые, пошли на кулаки. Крик и шум сделались общими.

      Кошевой хотел было говорить, но, зная, что разъярившаяся, своевольная толпа может за это прибить его насмерть, что всегда почти бывает в подобных случаях, поклонился очень низко, положил палицу и скрылся в толпе.

      – Прикажете, панове, и нам положить знаки достоинства? – сказали судья, писарь и есаул и готовились тут же положить чернильницу, войсковую печать и жезл.

      – Нет, вы оставайтесь! – закричали из толпы. – нам нужно было только прогнать кошевого, потому что он баба, а нам нужно человека в кошевые.

      – Кого же выберете теперь в кошевые? – сказали старшины.

      – Кукубенка выбрать! – кричала часть.

      – Не хотим Кукубенка! – кричала другая. – Рано ему, еще молоко на губах не обсохло!

      – Шило пусть будет атаманом! – кричали одни. – Шила посадить в кошевые!

      – В спину тебе шило! – кричала с бранью толпа. – Что он за козак, когда проворовался, собачий сын, как татарин? К черту в мешок пьяницу Шила!

      – Бородатого, Бородатого посадим в кошевые!

      – Не хотим Бородатого! К нечистой матери Бородатого!

      – Кричите Кирдягу! – шепнул Тарас Бульба некоторым.

      – Кирдягу! Кирдягу! – кричала толпа. – Бородатого! Бородатого! Кирдягу! Кирдягу! Шила! К черту с Шилом! Кирдягу!

      Все кандидаты, услышавши произнесенными свои имена, тотчас же вышли из толпы, чтобы не подать никакого повода думать, будто бы они помогали личным участием своим в избрании.

      – Кирдягу! Кирдягу! – раздавалось сильнее прочих. – Бородатого!

      Дело принялись доказывать кулаками, и Кирдяга восторжествовал.

      – Ступайте за Кирдягою! – закричали.

      Человек десяток Козаков отделилось тут же из толпы; некоторые из них едва держались на ногах – до такой степени успели нагрузиться, – и отправились прямо к Кирдяге, объявить ему о его избрании.

      Кирдяга, хотя престарелый, но умный козак, давно уже сидел в своем курене и как будто бы не ведал ни о чем происходившем.

      – Что, панове, что вам нужно? –