Сын полка. Белеет парус одинокий. Валентин Катаев

бы, Чалдон, верно, сбегал бы к радистам на рацию, узнал бы, что там слышно.

      Но в это время раздались торопливые шаги человека, споткнувшегося о колышек, и в палатку, нагнувшись, вошел сержант Егоров.

      – Горбунов!

      – Я.

      – Собирайся. Только что в пехотной цепи Кузьминского убило. Заступишь на его место.

      – Нашего Кузьминского?

      – Да, очередью из автомата. Одиннадцать пуль. Побыстрее.

      – Есть!

      Пока Горбунов, согнувшись, торопливо надевал шинель и набрасывал через голову снаряжение, сержант Егоров и ефрейтор Биденко молча смотрели на то место, где раньше помещался убитый сейчас разведчик Кузьминский.

      Место это ничем не отличалось от других мест. Оно было так же аккуратно – без единой морщинки – застлано зеленой плащ-палаткой, так же в головах стоял вещевой мешок, покрытый суровым утиральником; только на утиральнике лежали два треугольных письма и номер разноцветного журнала «Красноармеец», принесенные полевым почтальоном уже в отсутствие Кузьминского.

      Ваня видел Кузьминского только один раз, на рассвете. Кузьминский торопился на смену. Так же, как теперь Горбунов, Кузьминский, согнувшись, надевал через голову снаряжение и выправлял складки шинели из-под револьверной кобуры с большим кольцом медного шомпола.

      От шинели Кузьминского грубо и вкусно пахло солдатскими щами. Но самого Кузьминского Ваня рассмотреть не успел, так как Кузьминский сейчас же ушел. Он ушел, ни с кем не простившись, как уходит человек, зная, что скоро вернется. Теперь все знали, что он уже никогда не вернется, и молчаливо смотрели на его освободившееся место. В палатке стало как-то пусто, скучно и пасмурно.

      Ваня осторожно протянул руку и пощупал свежий, липкий помер «Красноармейца». Только теперь сержант Егоров заметил Ваню; мальчик ожидал увидеть улыбку и сам приготовился улыбнуться. Но сержант Егоров строго взглянул на него, и Ваня почувствовал, что случилось что-то неладное.

      – Ты еще здесь? – сказал Егоров.

      – Здесь, – виновато прошептал мальчик, хотя не чувствовал за собой никакой вины.

      – Придется его отправить, – сказал сержант Егоров, нахмурясь точно так, как хмурился капитан Енакиев. – Биденко!

      – Я!

      – Собирайся.

      – Куда?

      – Командир батареи приказал отправить мальчишку в тыл. Доставишь его с попутной машиной во второй эшелон фронта. Там сдашь коменданту под расписку. Пусть он его отправит в какой-нибудь детский дом. Нечего ему у нас болтаться. Не положено.

      – На тебе! – сказал Биденко с нескрываемым огорчением.

      – Капитан Енакиев распорядился.

      – А жалко. Такой шустрый мальчик.

      – Жалко не жалко, а не положено.

      Сержант Егоров еще больше нахмурился. Ему и самому было жаль расставаться с мальчиком. Про себя он еще ночью решил оставить Ваню при себе связным и с течением времени сделать из него хорошего разведчика.

      Но приказ командира не подлежал обсуждению. Капитан Енакиев лучше знает. Сказано – исполняй.

      – Не положено, –