Два маленьких обмана. Лиз Карлайл

он и исчез за дверью.

      Миссис Брэдфорд записала покупку Девеллина в расчетную книгу в зеленом суконном переплете.

      – Показать вам что-нибудь еще, милорд? – спросила она, без особого интереса взглянув на Уинвуда.

      – Нет, благодарю вас, – ответил Куин, водружая шляпу на голову. – Я выясню, что нравится леди, и зайду в другой раз.

      Куин вышел в Берлингтонский пассаж и зашагал в сторону шумной Пикадилли. Ветер разносил сухие листья по улице, загнав их даже в сам элегантный пассаж. Был удивительно ясный осенний день, но холодный воздух напоминал о скором приближении зимы.

      Остановившись на тротуаре, Уинвуд прищурил глаза от яркого света, ощущая некоторую растерянность. Господи, каким идиотом он чувствовал себя в этой жарко натопленной лавчонке ювелира! Девеллин прав: он не имел дел с женщинами, которым покупают дорогие украшения. Уже давно. И даже когда он однажды купил что-то, то это были рубины.

      Куин увидел их и тут же подумал о… Вивиане Алессандри. Насыщенный кроваво-красный цвет рубина всегда был ее олицетворением. Нежная, с чуть заметным оливковым оттенком кожа Вивианы оживляла цвет камня. И Куин выбирал браслет, и брошь, и ожерелье так же тщательно, как Девеллин выбирал сапфировые серьги для своей любимой Сидони.

      Но Вивиана неизменно продавала подаренные Куином украшения, безжалостно и расчетливо, чтобы заплатить портнихе или, как он подозревал, оплатить свои карточные долги. Что было, конечно, ее правом как содержанки. Или, более точно, продажной женщины. И когда закончилось это ужасное мучительное положение, Куин дал себе слово, что никогда больше не будет тратить свои душевные силы на выбор подарка, даже какой-нибудь безделушки для женщины. В течение последних девяти лет он не подходил к дверям ювелирной лавки. До сегодняшнего дня.

      Куин направился к Грин-парку, но, пройдя несколько шагов, остановился напротив гостиницы «Бат». Роскошная карета с четверкой лошадей подъехала к углу здания, где какой-то джентльмен и дама горячо спорили о чем-то, сопровождая выразительным жестом почти каждое слово. Куин сразу же понял, что это богатые люди и что они иностранцы. О первом ясно свидетельствовала их одежда. А что касалось второго, то англичане, принадлежавшие к высшему обществу, скорее бы умерли, чем позволили вести себя на улице как базарные торговки.

      Куин не мог разглядеть лица дамы, но у него возникла странная уверенность, что она потрясающе красива. Джентльмен же был пожилым, сутулым и болезненным на вид. Куин уловил обрывки их разговора. Они говорили по-итальянски или на каком-то другом похожем языке. Подобно неотесанному деревенщине Куин продолжал глазеть на них, хотя и не мог объяснить себе почему.

      Из обрывков фраз Куин наконец понял, что являлось предметом спора. Леди хотела, чтобы джентльмен сел в карету. Джентльмен желал идти пешком. Последовало еще несколько более резких слов, и джентльмен, казалось, собрался оставить женщину, однако она замахала руками, признавая свое поражение. Пожилой человек явно колебался. Леди материнским жестом