Надежда умирает последней. Рина Аньярская

чёрных глаз и спросила, глядя в лицо старой женщины:

      – Вам всё ещё нужна девушка для пострига? Вы всё ещё хотите подарить монастырю святой Женевьевы Христову невесту?

      – Да, конечно, – чувствуя, как ёкнуло сердце, ответила настоятельница.

      – Я готова ею стать, – произнесла Бофор.

      Глаза настоятельницы заметно округлились.

      – Я знаю, что Вы искали девицу не старше двадцати лет, с хорошей внешностью и сильным голосом. Именно поэтому Вы выбрали Ленитину. У неё и внешность ангельская, спору нет. Но взгляните на меня – неужели я не подойду для церковного хора? Неужели моё лицо не внушает Вам доверия? Разве это не лицо целомудренной девы? Я не сговорена и не целована. Ни один мужчина не касался ни моих губ, ни моих плеч. Зачем Вам земная невеста, матушка? Берите ту, которая душой и телом принадлежит храму.

      Мать Мадлон критически оглядела фигурку Маргариты, словно видела её в первый раз. В голове её вертелись спутанные мысли, спорящие одна с другой. Смущал монахиню слишком смуглый цвет кожи девицы, но в то же время подумалось, что без солнца в тёмных кельях любой загар сойдёт на нет, и щёки Христовой невесты станут бледнее. Голос Бофор был слишком низким, не сравнить с высоким и чистым голосом мадемуазель де Сентон, но тут же аббатиса вспомнила, что именно густого сопрано, способного заменить альты, недостаёт в церковном хоре монастыря святой Женевьевы. «Хороша она? Да, хороша! Значит, не может не устроить святого отца! Значит, всё сладится!»

      Спохватившись, настоятельница нахмурилась и спросила:

      – Откуда тебе известны условия для выбора монахини?

      – Разве это сейчас важно, матушка? Я же согласна ехать вместо Ленитины. А гонец за нею скоро прибудет.

      – Да, действительно… – пробормотала настоятельница. – Я тоже согласна взять тебя вместо неё.

      – Я благодарю Вас за эту милость, матушка, и надеюсь, что Вы не станете искать Ленитину, которая Вам больше не нужна.

      – Разумеется, не стану, Маргарита. А теперь ступай. Всю ночь тебе надлежит провести в молитве и покаянии! А завтра – в путь!

      Бофор смиренно опустила взгляд. «Вот и всё, я выбрала свою судьбу…» – подумалось ей.

      Несмотря на обещание, данное Маргарите, мать Мадлон в тот же вечер написала капитану гвардии Серса о «похищении» своей пансионерки неким молодым господином в чёрном плаще. Солдаты снова всю ночь прочёсывали улочки, но на этот раз никого не обнаружили, потому что коляска с Ленитиной и Ганцем была уже далеко за пределами городка…

      Аббатиса лично провела ночь в доме капитана, который отвлекал её разговорами, кряхтя в длиннющие усы, и поил чаем.

      – Так всё-таки, матушка, Ваша очаровательная воспитанница бежала сама или её у Вас похитили?

      – И то, и другое, сын мой, – вздохнула монахиня. – Своим побегом с еретиком она и сама стала еретичкой! Она оскорбила меня, мой храм и мою веру! А такое я не прощаю! Такое надобно наказывать!

      – Гугенот, что ли, этот парень? – крякнул капитан, усаживаясь на своё место за столом.

      – Кальвинист, –