Фуга. Елена Ядренцева

у его знакомых старших девушек, которые скажут одну фразу за неделю. Синяя сила – глубина, рыжая – хохот. Новенькая молчала, будто обладала синей, но дралась – рыжей, и это озадачивало.

      Видимо, взгляд у Рыси сделался совсем задумчивым, потому что Артур поежился:

      – Ну ладно, ладно! Ну сказал, что ей куртка велика, так это ж для знакомства, а не это!

      – Которое?

      – Ну мы с ребятами были… вон Клянусь и Феликс, и вот они спросили, чего она хочет, ну в смысле выпить, может, а она как ответит: «Молока», а Клянусь и скажи, что нет такого алкоголя, и потом еще…

      Красноречие – это хорошо. Для Артура речь про молоко была, наверное, рекордом устного рассказа, он распинался, входил в раж, махал руками, а Рысь тошнило все больше и больше. Воды бы сейчас. И ведь до кучи парни еще ждали, пока Рысь поймет письмо мастера и перескажет.

      – Что? – обозлился, тряхнул головой, будто их взгляды так легко стряхнуть. – То есть как сцепиться ни о чем – это мы с радостью, а как фигня какая, так мы все переживаем?

      – А это, между прочим, одностороннее нападение было-то! – возмутился Клянусь, которого хлебом не корми – дай потрепаться неважно о чем. Полное прозвище его было Я Вам Клянусь, поскольку в первый день он правда клялся всем раз этак двадцать. А сейчас продолжал оправдываться – с воодушевлением. Они всё делали с воодушевлением. – В смысле, это она в нас кинула своим огнем. Нам-то зачем?

      – Ага. Еще бы вы в нее ответно кинули. Какого хрена вы вообще ребенка дразните?

      – Да ну а что этот ребенок бешеный такой!

      – Она ведется, вот и дразним, весело же.

      – Ну блин! Мы не хотели.

      – А чё, а ей помочь-то можно как-нибудь?

      И как раз когда Рысь хотел сказать: «Уйдите с глаз моих», с кровати раздалось:

      – Я вообще-то вас слышу сейчас тоже.

      Рысь поглядел на новенькую. Снова на ребят. Серьезно никто ничего не понимает? Откуда-то вдруг потянуло дымом, и Рысь не сразу понял, что это тлеет письмо мастера, которое он смял в руке и не заметил. Ну чего, пускай. Зато вон парни косятся с опаской.

      – Еще раз, – проговорил спокойно, пока бумага медленно скукоживалась, – еще раз я увижу краем глаза, что вы к ней лезете или еще к кому-то, кто ведется, будете вместо них лежать в два раза дольше. Это понятно?

      – Да кто знал, что она ведется!

      – Теперь знаете.

      Он подождал еще возражений – не дождался и полез под кровать. Там хранились книги – все потрепанные, старые, не те, что приносил нынешний мастер раз в неделю, а те, что отдал в только что созданный Приют его отец – что-то забрал из городской библиотеки, что-то из личной, и Рысь за эти годы перечитал их все. Он погладил обложки, вспоминая «Сказание о городе утраченном и мастере его, все потерявшем», «Искусство кружева» (эта вообще про постель), «Белые башни, хрустальные окна» (это про город в центре леса, где нет мастера, самый большой во всем краю и самый главный), «Правдивые приключения разносчика писем».

      Новенькая молчала, не сводила с Рыси