Доктор Фауст и его агентура. Марк Берколайко

упомянул, поздравляя, что китайцам, укравшим документацию DEC тремя годами раньше русских, выпуск продукции наладить до сих пор не удалось.

      И сказал тогда, миролюбиво причмокивая, бровастый генсек, которому, если по правде, обрыдло уже все, кроме охоты: «Штатники секреты свои просрали дважды – и ничего. И китаёзы вон обделались, но не больше обычного щурятся… Так что давайте-ка, лучше наградим всех причастных недогонежцев!»

      Немного смешно гордиться подобным – подумаешь, подвиг, сумели в кратчайшие сроки передрать у американцев их передовую разработку! Но ведь тогда сумели, а сейчас и на это не способны! Но ведь мы сумели, а китайцы – нет, и немцы бы не сумели, и японцы, и французы… Значит, держались мы тогда недалеко от лидера! И ведь долго так было, с начала шестидесятых, когда, с отставанием всего лишь на полгода, создали на заводе в Таганроге настоящую интегральную микросхему на полупроводниках…

      Но тут Наумыч, чтобы пустота в груди не стала совсем уж вакуумной, заставил себя отвлечься от воспоминаний и внимательнее прислушался к тому, что кричал Сережка, которого дважды повторенное «юноша» оскорбило донельзя.

      – Объяснять историческое поражение нашей страны тем, что человечество, видите ли, зашагало куда-то не туда?! По-вашему, именно поэтому мы глотаем пыль на обочине?! Тогда попотчуйте нас заодно рассказами о таблице Менделеева в недрах Сибири и о том, как русофобы всего мира мечтают их захватить!

      «Троцкий! – прогремело в голове у Наумыча. – Внешне непохож, но повадки, но энергетика – стопроцентная реинкарнация Льва!.. Вот бы отец удивился!»

      Светлячок (прозванная так вскоре) смотрела на грозного декана с сочувствием – как на комика, который вот-вот сядет со всего маха в лужу, и поначалу это будет безумно смешно, но через две-три секунды придет понимание, какая адская боль прошила копчик бедолаги.

      Гвидон поглядывал то на лектора, то на Сережку, и ясно было, что мысли друга он всецело поддерживает, но, случись ему их излагать, говорил бы с Наумычем тоном доброго властелина, расстроенного тем, что знаменитый звездочет и книгочей так неожиданно превратился в недоумка. Однако при этом называл бы бывшего мудреца не иначе как «досточтимый профессор».

      А Джока словно бы смотрела фильм, сюжет которого удивительно согласован с последовательностью ее безукоризненных умозаключений:

      – сейчас Наумыч прогонит Сережку вон… навсегда… то есть до экзамена;

      – вечный изгнанник потребует создания комиссии, которая в угоду декану будет настаивать если не на двойке, то на трояке, чтобы надоевший всем мерзавец не получил диплом с отличием;

      – однако престарелый факультетский гарант справедливости настоит на четверке – чтоб ни нашим ни вашим;

      – а готовиться к экзамену они с Сережкой будут вместе, потому что у нее всегда самые толковые конспекты на всем потоке – и этот дополнительный шанс привязать его к себе еще крепче она не упустит;

      – после