Минздрав предупреждает. orskaya

грузно поднялся, почесал бритый череп, как-то по-новому посмотрел на Тимура, вроде «Ты знаешь, что делать», и вышел.

      Через минуту Тимур наклонился к смотрящей в потолок Саше, которая, судя по напряженному лицу и сдвинутым бровям, решала какую-то математическую задачку.

      – Иди в комнату в конце коридора, там Олег хочет с тобой поговорить.

      – Мне не о чем с ним говорить.

      – Саня, не выёбывайся, иди, – и потянул за локоть, приподнимая девушку.

      – Сука ты, Тимур.

      – Ой, да ладно, ещё довольна будешь, Олег щедрый.

      Подталкивая Сашу к спальне, он закрывал отходные пути.

      Девчонки так и остались сидеть за столом. Молча и опустив глаза.

      В спальне было темно. Саша остановилась посредине комнаты, между шкафом и кроватью. Глаза потихоньку привыкали к свету. В окне, через тонкие занавески, виднелся голубой сугроб, подсвеченный луной. На кровати неровной горой угадывалось мужское тело.

      – Раздевайся.

      Голос дал понять, что вопрос решён, говорить не о чем.

      – Я не буду.

      Несколько секунд молчания и гора, разрушая собственную конструкцию в темноте, выросла уже рядом с Сашей.

      Я сказал, раздевайся, – тихо прорычала темная фигура.

      – А я сказала, не буду, – голос Саши дрожал, и она сама тряслась, но решила стоять до конца, будь что будет.

      – Ах ты, сука малолетняя, – железные пальцы схватили худую шею, сжали её и толкнули тело вперёд. Ударив Сашу о стену, мужчина легко поднял её за шею вверх. Ноги оторвались от пола, дышать было тяжело. Приблизив свиное рыло с темнеющими прорезями маленьких глаз к лицу девушки, спросил: «Дашь?», – обдав Сашу алкогольно-колбасным смрадом изо рта.

      Она не могла ничего сказать, тогда пальцы на шее разжались.

      Саша закашлялась и сползла по стене на пол.

      – Если бы хотел, давно бы взял тебя. Но нормальные пацаны так не делают. Должна сама согласиться.

      – Я не буду ничего делать.

      – Хочешь, я тебе заплачу? Шестьдесят штук устроит? Саша вспомнила мамину зарплату повара в столовой в сто семьдесят рублей и ужаснулась сумме.

      – Я не проститутка, не продаюсь, – голос звучал тихо, но больше не дрожал.

      – У любой бабы есть своя цена.

      Саша молчала.

      Олег сел на кровать и тоже тихим, но металлическим голосом произнёс:

      – Значит так: или ты раздеваешься, или завтра я иду к ментам и пишу заяву, что ты моего одиннадцатилетнего сына совратила.

      Саша вскочила:

      – Но это же бред, я его никогда не видела, и он меня, ты не знаешь моей фамилии, адреса. Это полный бред.

      Мужчина засмеялся обидным смехом, каким смеются над маленькими несмышлёными малышами.

      – У меня в машине сейчас хватит бабла, чтобы следак сам написал про тебя сочинение, вместе с твоим чистосердечным, свидетельскими показаниями и экспертизой жертвы.

      Сашу тошнило. Сердце билось как сумасшедшее, будто кулак, молотящий изнутри по грудной клетке. Она молчала, больше не понимая,