Над облаками. Владимир Мороз

младший лейтенант Николаев, совсем молодой, видимо, выпускник этого года, ровесник взводного, – на первой весь щиток осколками пробит, на второй подрессорную чуть не вырвало. Ох, сильно дрались. Может, и выстояли бы, но пехота дрогнула, для многих это был первый бой. Да и потери были большие, пехотинцы основной удар на себя приняли. В результате продавили их немцы и дальше пошли, не стали на нас время тратить. Мы на опушке около своих позиций притаились, наблюдаем, а по шоссе танк за танком. Нам бы ударить – вот они, как в тире, борта подставляют, – да только на все орудия пяток снарядов остался, да и те осколочные, для пехоты.

      Артиллерист снял фуражку, вытер пот со лба, размазывая пыль по лицу.

      – Один-два выстрела, может, и успели бы сделать, а толку никакого, броню не пробить. Но и у нас тогда шансов выжить не осталось бы, а к своим выйдем, бронебойными снарядами разживемся и устроим гитлеровцам сюрприз. Командование приказало разбиваться на мелкие группы и двигаться к переправе в Паричи. Мы дивизионом решили держаться, вместе начали воевать, значит, и дальше так пойдем. Днем опасно, немцев на дорогах полно, если нарвемся, даже развернуться не успеем. Сами в лесу сможем спрятаться, а вот их под мышку не возьмешь и не убежишь. – Николаев ласково погладил запыленный ствол «сорокапятки». – Еще немножко пройдем и будем подыскивать место для стоянки.

      – Здесь пока спокойно, никого не встретили, – кивнул Луценко, – но лучше держать ухо востро.

      – Может, у вас сахарку или сухарей лишних найдется? – устало улыбнулся младший лейтенант. – Два дня как еда закончилась. Один раз рискнул – послал ребят в деревню, каравай выпросили, пока мы в лесу сидели. Сами поели и лошадок угостили. Им-то, бедным, тяжелее, чем нам. По пути траву для них рвем, но этого мало.

      Развязав вещмешки, десантники поделились с артиллеристами провизией, которую их командир тут же убрал в ящик передка, оставив четыре сухаря. Видно было по глазам, что расчеты пушек были голодны, но тем не менее Николаев отдал эти сухари лошадям, ласково похлопав их по мордам. Те с удовольствием приняли угощение, легонько пофыркивая толстыми губами.

      Бойцы разулыбались от такой мирной и доброй картины, от которой веяло домашним уютом, спокойствием, словно не было рядом никакой опасности.

      – Сами позже поедим, как на днёвку устроимся, – словно оправдываясь, обратился к своим подчиненным Николаев. Те, соглашаясь, молча кивнули, сглатывая слюну. Черные от пороховой копоти, в разорванных гимнастерках, через которые виднелись кровавые ссадины, невыспавшиеся, с чертовски усталыми глазами, голодные, они, прошедшие кровавую кашу жуткого смертельного начала, как наивные дети, умеющие ценить простые вещи, стояли и, по-доброму улыбаясь, смотрели на жующих лошадей.

      Показав путь, ведущий к паричской переправе, до которой оставалось почти три десятка километров, десантники сошли в лес, а артиллеристы двинулись дальше.

      Иван встал на краю дороги и долго смотрел им вслед, пока мерно покачивающийся