Lorem Ipsum. Илья Андреевич Беляев

юдей

      Когда птица космической бури

      Взмахнёт крыльями звёздных очей

      Монолит бесконечности дрогнет

      В ливне сна твоего плетей

      Когда вырвешь из камня зубами

      Тех, кого нельзя отпускать

      Ярче глаз возлюбленной дамы

      Вспыхнет дней былых вечная стать

      Та девчонка, что в платьишке белом

      Рядом сидит за одним столом

      Губами сладкими в крошках печенья

      Допивает своё молоко

      В глубине ямы пыльных мыслей

      Где–то там в бездонной ночи

      Свиристель школьных дней лучистых

      И приятельских шуток грачи

      Друг, что был ближайшим когда–то

      Остаётся теперь внутри

      Тёплым эхом, которому рад ты

      Когда гаснет задор детворы

      Та пеленками кутана куколка

      Принесена в лоно светлых идей

      Из беспамятства силами рук одних

      Бесконечно родных людей

      И пребывают кометы в движении

      Бороздят они пустоту

      Лишь одни твои достижения

      Честь родительскую стерегут

      Мать с отцом, пролетая над крышей

      Оставляя морозных след,

      Разгораются жарче, и выше

      Над головой не померкнет свет.

      Серпантином у ног твоих ляжет

      Пригласит по нему пройти

      В мире нету приятней и глаже,

      Чем у ног твоего, пути.

      И ступня сама прикасается

      И не внемлет голосу молодости

      И морщинами покрывается

      И на сердце рубцов неровности

      И тогда ты сам превращаешься

      В монохром овалов памяти

      Тех, кого оставляешь взамен себя

      Кому путь этот лишь начинать идти

      Перерождение

      Стоя во дворе дома по улице Мира, маленький карапуз, переминаясь в валенках на вырост и сдвигая с глаз упрямую меховую шапку, уставился на сидящих перед ним.

      – Стоит–ь тут, вылупился, понимаешь! Ты поглянь на него, на несмышленыша. Поди удумал шо–то неладное, стервец! – замахала всем, что имела и чем гордилась, первая подруга.

      – Черти его знают, что у этих паршивцев на уме! Птьфу! – отозвалась вторая.

      Три подруги сидели, поджав ноги, иногда съеживаясь и вздрагивая от холода.

      – Нет, вы на нее погляньте, а! Танька–то из третьего подъезда совсем гулящая стала! В ту пятницу с одним, вертихвостка, сегодня уже с другим вон идет! Смотреть гадко! Годков ужо двадцать  стукнуло, а у ей все гулянки на уме! Ну разве же мы такими были? Неужто в наше время такое было? Да ни в жизнь! – Ее шея вытянулась так, что сквозь пуховый шарф было видно красную горячую кожу.

      Третья подруга чуть высунула голову из своей серой шубы:

      – Что же ты, дура старая, тут брешишь? Кого Матрена Петровна тягала за космытья? От гулянок отваживала кого? Уж не меня–то!

      – Ну ты вспомнила, вспомнила! Потому шо мамка меня так таскала, потому–то я человеком хорошим выроста! Воспитание нынче ужо не то!

      – Была бы хорошим человеком, ты бы тут не сидела с нами, – подытожила третья, и снова спряталась в шубу.

      Вторая, заметила скупую слезу на щеке первой подруги. Надо заметить, зная женский плаксивый характер, а также истинную глубину нанесенного оскорбления, первая подруга перенесла нападку стоически, ограничившись слезой и многозначительным молчанием. Вторая решила заступиться за первую:

      – Зачем же ты так, а? Будто бы сама не знашь, покуда она такая вредная стала?

      – Из–за чего енто? Из–за того, что дети бросили? Видимо и до того была вредная, раз дажа дети бросили. Сама им поди нервы вымотала! – третья не унималась, бубня себе под нос. Благо, что эти бубнения слышала только вторая подруга, сидевшая посередине.

      – Зато вижу почему ты туточки.

      – А вот не потому–то, калоша старая, я тута. Я здесь вообще–то не должна быть. Я всю жизню свою была правдорубом. В небесной канцелярии видно что–то напутали.

      – Ничегой–то они не напутали, самое место тебе здеся. Плохой ты человек, очень плохой. Обижаешь всех. Шо раньше, шо щас. Птьфу на тебя!

      У мальца по подбородку уже в три ручья стекала вода от сосульки, которую он нещадно употреблял внутрь рта. Глаз от подружек