Поверь мне. Виолетта Роман

бумаги и демонстрирую ему распечатку переписки Ольги с подругой.

      Шторм внимательно изучает записи. Его лицо – каменная маска.

      – Ольга написала подруге, что хочет сбежать, что боится вас. Вы поссорились, ревновали ее? Что происходило между вами?

      Он напряжен. Пальцы его так сильно впиваются в бумагу, что на фалангах выступают белые пятна. Его челюсти стиснуты, на лбу залегли морщины. Но когда мужчина поднимает ко мне взгляд, в нем уже нет никаких эмоций. Снова чистая надменность и высокомерие.

      – Хорошо, я расскажу тебе, – выдыхает устало. – Все началось в ванной.

      Не верю в его податливость, но мне нужно и дальше выводить Шторма на эмоции. Нужно пробить эту крепкую стену, которую он возвел перед собой. Я хочу знать правду, и он даст мне ее. Русаков – далеко не робот, хотя очень хочет таковым казаться.

      Я делаю знак конвоиру отрыть дверь в указанную комнату. Пока записываю данные в протокол, чувствую на себе взгляд Русакова. Под кожу мне забирается, в мыслях моих копошиться, в чувствах. Рассматривает меня будто диковинку.

      – Илья, выйди, – командует адвокату, переступая порог комнаты.

      Я молча наблюдаю за тем, как адвокат послушно покидает дом. Впервые такое вижу. Обычно подследственные цепляются за защиту так, будто пятилетние дети за родительский подол, не желая оставаться одни. А тут такое хладнокровие и наплевательство.

      Несмотря на достаточно большие размеры комнаты, в присутствии Русакова она кажется мне конурой. Шторм буквально закрывает собой свет, заполоняет все пространство. Конвоир стоит с другой стороны от него, и чтобы поместиться, я вынуждена прижаться к правому боку Шторма.

      Мне жутко неуютно. И воздух. Он до последнего кубического сантметра пропитан Штормом. Его аромат такой необычный, не похожий ни на что. Нет. Это не парфюм. Русаков сидит в СИЗО, где из всей косметики доступно только хозяйственное мыло. Его кожа. Она имеет свой индивидуальный запах. И это не что-то сладкое или модное, чем пахнут красивые и привлекательные парни на дорогих тачках. Нет. Это сложное сплетение различных запахов и явлений. Я чувствую аромат грозового неба, когда воздух сгущается, когда в нем повисает некая тревожность, ожидание скорейшего ненастья. И в то же время Русаков пахнет чем-то уютным, крепким, сильным. И странно, что сила эта кажется не деструктивной, а как раз наоборот.

      – Алена Валентиновна, – слышу голос конвоира. Вздрагиваю, понимая, что меня поймали с поличным. Русаков молча смотрит на меня сверху вниз. Снова ведет себя так, будто здесь все ему обязаны.

      – Вы ссорились, – произношу, прочистив горло.

      Он кивает головой. В каждом его движении и слове легкий оттенок лени, неспешности.

      – Она кричала, что не хочет меня знать, – голос хриплый. – И что я грубое животное. Еще говорила, что ненавидит меня, и что я больше ее не увижу…

      Я записываю каждое слово. Стараюсь не чувствовать, не анализировать его действий. Пока мне нужны сухие факты.

      – И что сделали вы? – поднимаю на него глаза, закончив с документом.

      А