Смерть на Ниле. Агата Кристи

с участием мертвого тела, официанта, самого месье Блондена и очень привлекательной дамы.

      – Вы очень любезны, месье Блонден, – сказал он.

      – Вы один, месье Пуаро?

      – Да, один.

      – Не беда, Жюль попотчует вас не обедом, а настоящей поэмой. Как ни очаровательны дамы, за ними есть один грешок: они отвлекают от еды! Вы получите удовольствие от обеда, месье Пуаро, я вам это обещаю. Итак, какое вино…

      С подоспевшим Жюлем разговор принял специальный характер.

      Еще задержавшись, месье Блонден спросил, понизив голос:

      – Есть какие-нибудь серьезные дела?

      Пуаро покачал головой.

      – Увы, я теперь лентяй, – сказал он с грустью. – В свое время я сделал кое-какие сбережения, и мне по средствам вести праздную жизнь.

      – Завидую вам.

      – Что вы, завидовать мне неразумно. Уверяю вас, это только звучит хорошо: праздность. – Он вздохнул. – Правду говорят, что человек вынужден занимать себя работой, чтобы не думать.

      Месье Блонден воздел руки:

      – Но есть же масса другого! Есть путешествия!

      – Да, есть путешествия. Я уже отдал им немалую дань. Этой зимой, вероятно, посещу Египет. Климат, говорят, восхитительный. Сбежать от туманов, пасмурного неба и однообразного бесконечного дождя.

      – Египет… – вздохнул месье Блонден.

      – Туда, по-моему, теперь можно добраться поездом, а не морем, если не считать паром через Ла-Манш.

      – Море – вы плохо переносите его?

      Эркюль Пуаро кивнул и чуть передернулся.

      – Так же я, – сочувственно сказал месье Блонден. – Занятно, что это так действует на желудок.

      – Но не на всякий желудок. Есть люди, на которых движение совершенно не оказывает действия. Оно им даже в удовольствие.

      – Не поровну милость божья, – сказал месье Блонден. Он печально помотал головой и с этой греховной мыслью удалился.

      Неслышные расторопные официанты накрывали столик. Сухарики «мелба», масло, ведерко со льдом – все, что полагается для первоклассного обеда.

      Оглушительно и вразнобой грянул негритянский оркестр. Лондон танцевал.

      Эркюль Пуаро поднял глаза, размещая впечатления в своей ясной, упорядоченной голове.

      Сколько скучных усталых лиц! Хотя вон те крепыши веселятся напропалую… при том что на лицах их спутниц застыло одно стоическое терпение. Чему-то радуется толстая женщина в красном… Вообще у толстяков есть свои радости в жизни… смаковать, гурманствовать – кто позволит себе, следя за фигурой?

      И молодежи порядочно пришло – безразличной, скучающей, тоскующей. Считать юность счастливой порой – какая чушь! – ведь юность более всего ранима.

      Его взгляд размягченно остановился на одной паре. Прекрасно они смотрелись рядом – широкоплечий мужчина и стройная хрупкая девушка. В идеальном ритме счастья двигались их тела. Счастьем было то, что они здесь в этот час – и вместе.

      Танец оборвался. После