Девушка с голубой звездой. Пэм Дженофф

ока обменял бы кулон, чтобы накормить нас. Я потянулась к шее, расстегнула застежку и вложила в мамину руку.

      Когда пришел Павел, она протянула ему кулон

      – Прошу вас, возьмите за еду.

      Но Павел отказался.

      – Это принадлежало вашему мужу.

      – У меня больше ничего нет, – наконец призналась ему она. Павел несколько секунд смотрел на нее, переваривая новость. Затем повернулся и ушел.

      – Зачем ты ему это сказала? – спросила Баббе. Похоже, у Розенбергов тоже не было денег.

      – Потому что отсутствие денег скрыть невозможно, – отрезала мама, возвращая мне кулон. Я снова застегнула его на шее. Каждую ночь я лежала, не в силах заснуть из-за урчащего живота, беспокоясь, что он ушел навсегда.

      В следующую субботу после того, как мама сказала Павлу, что у нас нет денег, он не появился как обычно. Прошел час, потом другой, Розенберги заканчивали свои субботние молитвы.

      – Он не придет, – заявила Баббе. Она не была злой, просто ворчливая старуха, которая не утруждала себя держать язык за зубами, не боялась задеть чувства других, полагая, что все вокруг дураки. – Мы все умрем с голоду.

      Эта мысль вселяла в меня ужас.

      Но Павел пришел, хотя и поздно, но с едой. С тех пор больше никто не заводил речи о деньгах. Мы были его ответственностью, и он не бросил нас, а каким-то образом продолжал добывать еду. Теперь он передал сумку маме, и она распаковала ее, положив хлеб и другие продукты в корзину, которую умудрилась подвесить к потолку комнаты, чтобы держать еду сухой, подальше от крыс.

      – Извините, что опоздал, – сокрушался он, как курьер, которого ждали из магазина. – Мне пришлось пойти на другой рынок, чтобы купить достаточно еды. – Накормить нас всех с ограниченным запасом продовольствия и нехваткой продовольственных карточек было постоянной проблемой Павла. Ему приходилось перебираться с рынка на рынок через весь город, покупая понемногу, чтобы не привлекать внимания. – Мне жаль, что большего достать не вышло.

      – Это замечательно, – быстро проговорила мама. – Мы так благодарны.

      До войны Павел был рядовым уличным рабочим, едва ли заметным. Здесь он был нашим спасителем. Но когда она вытащила из сумки буханку хлеба и несколько картофелин, я увидела, как она прикидывает, как их растянуть, чтобы накормить столько ртов до следующего прихода Павла.

      Иногда Павел немного задерживался, чтобы поговорить с нами и поделиться новостями. Но сегодня он быстро ушел, сказав, что слишком много времени провел на рынке и ему нужно домой. Его визиты напоминали вспышки света в наши темные, унылые дни, и я сожалела, что он уходит.

      – Нам нужна вода, – сказала мама, когда Павел снова ушел.

      – Я пойду, – вызвалась я, хотя была не моя очередь. Мне не терпелось вырваться из слишком тесной комнаты хотя бы на несколько минут. До войны я всегда двигалась. Шпилькес, называла меня бабушка на идише, и та нежность в голосе, с которой она подчеркивала мою подвижность, звучала как комплимент, хотя, конечно, это было совсем не так. Ребенком я любила играть