История Эверис Фэлс. Екатерина Котова

нашей семьи был граф Риверский, который всегда восхищался красотой и, как он говорил, королевской статью и породой леди Шерлиз. Ей пришлось обратиться за помощью к нему и граф, не будь дураком, проявил благородство и настойчивость.

      Первый год после окончания войны матушка ждала возвращения отца, с неохотой принимая ухаживания покровителя. Но через какое–то время, понимая, что одинокой женщине в обнищавшем после войны имении нужна помощь и крепкое плечо, она сменила гнев на милость и через два года надела фату и традиционное белое платье с синей лентой, как символ второго союза.

      Энтони всегда по–доброму ко мне относился без желания задавить этикетом мою личность, в отличии от матушки, которая обезличивала всевозможной светской чепухой. В мое воспитание мудрый граф не лез, предпочитая оставаться в стороне. Да и времени, если уж по–честному, у него не было, титул и положение обязывает заниматься делами общественными и государственными.

      Мне же претило светское воспитание, салоны и приемы, которые леди Фэлс любила устраивать чуть ли не каждые выходные. А когда мне стукнуло шестнадцать весен, по правилам крови и титула, что носили родители, мне подыскали партию. Тут–то и случился переломный момент.

      Женщины рода Фэлс, что огонь, сметают все на своём пути, когда они в ярости. А когда их две – это как примета: «к обновлению» дома и кухонной утвари. Весь вечер мы били фарфор и палили занавески. Хорошо, что Энтони уехал на совет. Уверена, он бы этого терпеть не стал и запер бы нас по подвалам.

      После я закрылась в комнате, прорыдала весь вечер, и, недолго мудрствуя, написала бабушке вестника, что меня выдают за придворного прыщавого хлыща. Не прошло и суток, как она прилетела мне на подмогу. Бахнул ещё один скандал и Ноэль забрала меня в Истан.

      Выдержав паузу, леди Шерлиз начала осаду. Я же отвечала однозначным отказом. Но матушка не сдавалась. Первые полгода пыталась образумить нерадивую дочь: сначала приезжала на «болота» сама, затем писала письма мне, потом Ноэль. Но и я, и ба были не преклонны до конца. У нас был план: по достижению восемнадцати лет, поступить в магакадемию. А там всеми силами дотянуть до двадцати одного, чтобы самой выбирать свою судьбу. По закону принудить к замужеству родственники уже не смогут. И я со спокойной совестью кину им в лицо свиток совершеннолетия. Осталось всего лишь каких–то полгода!

      С этими мыслями я зашла в добротный сруб, и, смекнув, что ни в мокрой одежде, ни голышом ходить по трактиру, набитую мужиками разной степени трезвости, не сподручно, попросила продать мне за несколько медяшек платье. Девица заявила, что есть свободная форма подавальщицы, но за неё надо надбавить ещё три медяка. Подавившись на вздохе и хлюпнув пальцами в сапогах, проглотила приступ жабы и добавила ещё два, попросив обувку.

      Через пяток минут я стала обладателем простецкого бежевого платья со шнуровкой на груди, правда на более пышногрудую деву. Вырез откровенно сказать был более чем. Таких