Не она. НИНА РОМАНОВА

он проводил у своей маленькой златовласки почти каждую ночь. Артем пожирал ее кусками, как голодный, наконец дорвавшийся до еды зверь, но ему все равно было мало, и он хотел еще и еще. И когда приходилось уезжать в командировки на день- два его ломало. Ломало, когда Катя уходила со своими подружками, или они собирались группой в каком-нибудь клубе, ему хотелось пойти туда, и прижать ее к себе, чтобы никто не смел на нее похотливо смотреть.

      Он говорил себе, что это тупость и глупость и нельзя изображать из себя ревнивого папика для маленькой девочки, хотя старым он себя, конечно, не считал – двадцать пять лет – только начало наполненной прелестями жизни. На него девчонки всегда гроздьями вешались, даже когда он был нищим студентом, а теперь, когда у него появились деньги, он, молодой и состоятельный красавчик, стал самой желанной добычей.

      Но вот именно сейчас, он помешался на восемнадцатилетней девочке, и порой ловил себя на мысли, что он взрослый мужик, особенно когда ему хотелось рвануть на милые, детские сборища. И он знал, что там бывает. Сам творил такое, пока был студентом! И Артем опять наполнялся едким и противным чувством ревности.

      Катя не настаивала на его переезде, хотя она очень, очень хотела этого, но понимала, что такому мужчине как Артем нельзя навязать свои желания, он все равно сделает так, как решит сам.

      Каждый раз, он приходил, с цветами, или умопомрачительно вкусными сладостями, или с милыми подарками вроде большого белого медведя, или бывало, его подарки заставляли Катю неизменно краснеть, когда она разворачивала коробочку и видела там кружевное белье, чулки, или прозрачное боди, а ее реакция так нравилась Артему. Он тут же просил примерить подарок.

      Катя уходила в другую комнату и розовая от смущения, но с горящими глазами представала перед ним в новом шикарном белье. И у него всегда срывало крышу от этого сочетания невинного смущения, и огня в ее глазах.

      Их обоих охватывало настоящее безумие, длящееся по несколько часов. Они не могли оторваться друг от друга. Артем пожирал ее порой голодно и нетерпеливо, а порой сладко мучил, не давая опомниться.

      И еще ему очень нравилось, когда его маленькая девочка изучала его тело, и сначала несмело, а потом все более жарко и страстно доставляла ему наслаждение. Он всегда зачаровано смотрел как ее нежные губки и розовый язычок скользят по его твердому и горячему члену, и чуть не выл от такого зрительного и чувственного удовольствия.

      Он зарывал пальцы в копну золотых, разметавшихся по ее плечам волос, и смотрел в ее синие, подернутые поволокой страсти глаза.

      И потом когда она билась под ним, сокращая его имя до безумного звука: «а», и с придыханием «р», сливавшееся в самое сладкое для него сочетание: «Ар…, Ар…, Ар…», он сатанел от желания, доводя ее и себя до изнеможения.

      Артем понял, что влюблен в это маленькое, волшебное создание, в свою златовласку по уши, и его разрывало от нежности к ней.

      Катя же совсем потеряла голову от Артема, когда он не приходил, она не могла заснуть, а на утро шла в Универ беспокойная, она постоянно проверяла – нет ли сообщения на экране новенького «Айфона»,