Первый шедевр. Яков Калинин

будто рассказывал не об ужасах войны, а читал молитву. Тем не менее каждое его слово наполнено силой, мягкой, обволакивающей, успокаивающей.

      – Бог сказал отринуть мою греховную жизнь и нести людям свет божий. Показать им праведный путь…

      – И как это пересекается с тем, что ты растворяешь в кислоте трупы животных, – перебил его Грегори.

      – В щелоке, Грег, – поправил Иезекииль. Я забочусь о них, провожаю в последний путь, защищаю от их смрада еще живых существ.

      – Разве Иезекииль по легендам не оживлял мертвых?

      – Я не святой, Грег. Я не властен повелевать жизнью, – терпеливо и снисходительно объяснял Изи. – Но я пытаюсь направить заблудшие души к свету.

      Пикап Изи вывернул на Сандхилс-лэйн. Короткая поездка близилась к завершению.

      – Ты так и будешь обсуждать с ним этот религиозный бред или спросишь то, что нас действительно интересует, – в зеркале заднего вида показался Тим, рассерженный и суетной. – Просто спроси его, не надо строить из себя псевдо-философа, тупица!

      – Дружище, ты рассказал, почему убираешь трупы животных, но не рассказал как ты их утилизируешь?

      – Разве, Грег? – Изи остановил машину и вновь заглянул в глаза Грегори. Тот стушевался, но решил продолжить:

      – В смысле, ты рассказал, что засыпаешь трупы щелоком, но не рассказал что с ними происходит после…

      – Ты правда хочешь знать, Грегори?

      – Следуй за белым кроликом, мудила. Ты нашел кроличью норку, теперь осталось выяснить, насколько она глубока.

      И Грегори ответил:

      – Да.

* * *

      Грегори обуял голод, который он ранее никогда не испытывал. Кроме сраного бутерброда с тунцом, он больше суток ничего не ел. Он вытащил из трехкамерного холодильника сэра Стоуна все оставшиеся продукты. На огромной сковороде шкворчали яйца, бекон, помидоры, сыр, стручковая фасоль, бобы – все, что попало под руку.

      Парень сидел за кухонным островком и буквально шпиговал себя едой, жадно давясь, откашливался, отрыгивал и тут же глотал. Остывшим кофе пропихивал еду глубже в нутро.

      – Прям завтрак чемпиона! – напротив стоял Тим, который все так же давил свою мерзкую ухмылку.

      С подбородка капали яичный желток и остатки жира, горло болело, нос был заложен, Грег задыхался, но продолжал есть. Капилляры в глазах полопались от напряжения, но еда успокаивала желудок и разум. Подгоревшим тостом Грег начисто обтер глубокую сковороду и отправил хлеб в рот, под аккомпанемент бессвязных шуточек мертвого грабителя. Нажравшись до отвала, он едва дошел до дивана гостиной, упав на который заснул глубоким, тяжелым, как ватное одеяло, сном.

      Он вновь оказался в подвале, но не внизу. Парил под самым потолком, был прожектором, освещающим маленький кружок бетона под собой. Невидимый, неосязаемый. Наблюдатель. На свет вышла маленькая точка. Он опустился ниже, чтобы ее рассмотреть, и пятно света расширилось. Он увидел себя, маленького, напуганного, растерянного. Это был Грегори, но только 11-летний, заблудший в темный подвал Стоуна.

      В