.

нашим, кто такая на самом деле Жанна. Ведь вся наша семья переживает, когда показывают фильмы об Орлеанской Деве. Ох уж эта история нашей семьи! Старшие под большим секретом рассказывают молодёжи предание, как весной тысяча четыреста тридцать первого года один наш предок пытался освободить Жанну из Буврёя, но потерпел неудачу. Может, всё-таки открыть тайну, о которой мама и так почти догадалась? Но я же обещала боссу, что никому ни слова…

      Вот и вчера: по телевизору показывали очередной фильм об Орлеанской Деве, страшная халтура. В главной роли какая-то сорокалетняя дура, которая и играть-то не умеет. Жанна сидела вся пунцовая, еле сдерживала смех, отворачивалась. А моя мама всхлипывала, глядя на экран. Знала бы она, кто рядом с ней!

      5. Жанна

      Мы с Сюзан неподвижно стояли на Старой Рыночной площади Руана. Там, где давным-давно никто не торгует. Самое известное место в городе Руане. Я молча смотрела туда… где меня сожгли заживо.

      Руан, вот мы и встретились снова, сотни лет спустя. Руан, ты чуть не стал моей могилой, и не твоя заслуга, что этого не произошло. Хотелось бы мне сказать: виноваты годоны, да и то не все, а в основном Бедфорд, Винчестер, Уорвик, Стаффорд, тогда как остальные были подневольными исполнителями, а ещё виноваты Кошон, Леметр и кучка предателей-французов во главе с королём-предателем. Но я помню, как бушевала толпа, когда Кошон требовал от меня отречения. «Сжечь ведьму, сжечь её! На костёр!» – это кричали те же самые руанцы, которые за несколько лет до этого героически защищали свой город от годонов. В меня кидали камнями… Почему? За что?

      Какое зло я вам причинила, руанцы? Не моя вина, что я не успела изгнать годонов из вашего города. Не моя вина, что самых отважных и достойных из вас казнили азенкурский мясник Генрих Пятый и кровавый регент Бедфорд. Не моя вина, что годоны вас обложили податью на мой выкуп. Вы впервые увидели меня закованной в цепи, после полугода пыток и издевательств в тюрьме, перед лицом огненной смерти… и принялись бросать в меня камни?!

      Меня тогда это и ошарашило. Что же, Кошон искренен, когда уверяет, что хочет спасти мне жизнь, и даже годоны молчат, а народ, французский народ, забрасывает меня камнями и жаждет моей гибели, да какой – через огонь?! Значит, я и вправду виновата, что-то сделала неправильно? Если бы не эта мысль, я, возможно, несмотря на все увещевания Изамбара де ла Пьера, так и не подписала бы это проклятое отречение… и погибла бы в пламени?

      Руан, ты, конечно, не тот, что был тогда, и горожане вроде другие, и всё же…

      «На этом месте тридцатого мая тысяча четыреста тридцать первого года была сожжена Орлеанская Дева, Жанна Дарк». Нет, не была я сожжена. И никто вместо меня сожжён тоже не был. На этом месте, на Старой Рыночной Площади, уставленной тогда виселицами с телами и шестами с отрубленными головами французских патриотов, в которых тоже кидали камни, под улюлюканье ваших предков, дорогие руанцы, палачи сожгли в тот день мою матричную копию. Копия очень хорошего качества, мне Борис Рабинович показывал видеозапись перехода, я минут