Через межу. Павел Бажов

все-таки. Молодой, а живет тут один и трубку вон мастерит. Как старик какой! Может, из-за ноги-то…

      Кочетков нес в одной руке чайник, в другой какой-то бесформенный серогрязный кусок.

      – Нашлась моя потеря.

      – Какая потеря?

      – Да так, пустяки. Потом расскажу, – и, поставив чайник на крыльцо, поспешно ушел в избушку, принес чашку с синим ободком, налил и подал гостье с шутливым поклоном: – Кушай на здоровье! Водица первый сорт. Мертвого обмыть – так встанет, а молоденький умоется – плясать пойдет. На Кавказ ездить не надо. Каждый день приходи. Хоть пей, хоть обливайся.

      Женщина жадно выпила две чашки, обтерла губы рукой, смахнула с груди крупные капли и только тогда засмеялась.

      – Простой ты на воду, а сам звал чай пить!

      – За этим дело не станет. Живо вскипит. А какой сорт заваривать, сама выбирай. Женщине в этом деле виднее. – И Кочетков стал устанавливать чайник на рогульках над огнем.

      – Где у тебя чай-то твой?

      – Там, – указал он на избушку. – На стене шкафик есть. В нем по сортам разложены. Там же сахар, картошка, посуда.

      Когда Фаина ушла в избушку, Кочеткова нестерпимо потянуло туда же, но он вспомнил ее серьезную просьбу, строгие глаза при вольных шутках и остался.

      Фаина вышла с посудиной и деловито спросила:

      – За тенью собрать? По ту сторону будки?

      – Как тебе лучше, – поспешил согласиться Кочетков и подумал: «Как жена спрашивает».

      Фаина вновь показалась из-за будки и тем же тоном спросила:

      – Зипун твой расстелю?

      – Хозяйкино дело, как она стол соберет, – пошутил Кочетков.

      – Опять ты! Брось, говорю… Не ходи в эту сторону!

      – Да я вроде как – всерьез.

      – То-то, вроде. Скорый больно. Повременить надо.

      – До которой поры? Давно мне жениться время. Надоело в холостых ходить.

      – Давно ты холостой? – спросила женщина, и в голосе послышалась необычная нотка.

      – Отродясь холостой! По-честному говорю. Этому богу, чтоб жениться да разжениваться, не верую.

      – Ой, врешь, Иван Савельевич! Знаем, поди, в каких годах парни по деревням женятся. Ты из той поры вышел. Кто тебе поверит.

      – Хоть верь, хоть нет, а так вышло. Недаром тут сижу. Думаешь, весело семь дней дежурить. Кроме матерка с плотов, слова живого не услышишь. Попробуй, посиди… Готово! – вдруг закричал он. – Иди заваривай да команду принимай!

      – Сейчас! – крикнула Фаина из-за будки и подошла с блюдцем, на котором лежали две неровные щепотки.

      – Морковного для цвету, земляничного для запаху – вот и ладно будет, – проговорила она и «приняла команду».

      Теневой треугольник за будкой удивил Кочеткова: так все показалось ему необычным. Даже его собственный зипунишко, раскинутый веером, смотрел привлекательно. Посуду пополнили широкие листья папоротника. На них холодный картофель, соль, ягоды, черный хлеб, откуда-то появившийся белый калач, нарезанный ровными кусками, и пара