Лейла. Навстречу переменам. Катерина Цвик

плоти между большим и указательным пальцем, не будет. К рассказу этого юноши могу лишь добавить, что достать сок Орсунки очень сложно даже на черном рынке. А уж о цене нечего и говорить. – А потом лекарь обратился к Нариму. – Молодой человек, скажите, откуда вы знаете о таком редком растении? Признаться, вы меня очень удивили!

      Ага, как и нас с Зарухом. Нарим как-то сразу растерял уверенность, с которой рассказывал об Орсунке, зарделся и потупился:

      – Мне мама рассказывала.

      – Она была знахаркой? – еще больше заинтересовался лекарь.

      Щеки мальчишки вспыхнули огнем негодования, губы как-то странно задрожали, но явно не в готовности расплакаться, скорее, в тщетной попытке удержать слова. Вопрос явно лекаря задел какие-то потаенные струны, связанные с прошлым мальчика.

      – Моя мать происходит из знатной семьи! – гордо и с вызовом заявил он. – Да, она знает много о травах и их применении, да, она иногда даже помогала тем недостойным, что еще жили на нашей земле, пока мы не разорились, и да, наша семья обеднела после смерти отца, но это не дает вам право называть ее знахаркой!

      Нарим был вправе обижаться, ведь знатная женщина не может быть знахаркой – это позор. Она может увлекаться травами и даже помогать кому посчитает нужным, но любой намек на то, что у нее может быть нечто вроде профессии или просто какого-то приработка влечет за собой осуждение общества. Вот такие дела…

      Лекарь, поняв свою оплошность, начал извиняться и говорить, что вовсе не хотел оскорбить ни Нарима, ни его мать. А мне почему-то показалось, что в его интонациях сквозила едва заметная фальшь, будто, несмотря на все его заверения, он как раз и хотел задеть мальчишку. Но зачем? Почему-то пришло понимание – это мелкая месть. За что?

      Тряхнув головой, я отогнала неуместные сейчас мысли и заметила, что Зарух с уже обработанной и перевязанной рукой в задумчивости брел куда-то по разнотравью окружающих нас полей. Переглянувшись с Наримом, мы, не сговариваясь, двинулись следом за принцем и так же не сговариваясь некоторое время шли рядом с ним молча. Наконец, я убедилась в том, что Зарух заметил наше присутствие и спросила:

      – У тебя много недоброжелателей? – Он на это лишь криво ухмыльнулся. – И когда только успел-то насобирать?

      На это, как ни странно, он ответил, и ухмылка из презрительной стала какой-то горькой:

      – Для этого достаточно родиться сыном султана.

      Я понимающе склонила голову, но все же не отстала с расспросами:

      – Но кто же ненавидит тебя настолько, что готов пойти на убийство?

      В то, что хотели убить меня или уж тем более кого-то другого, я не верила. Некоторое время принц молчал, и когда я уже решила, что он отвечать не собирается, произнес:

      – Чтобы убить, меня не нужно ненавидеть. Достаточно просто желать изменить баланс сил в окружении султана. – Спокойно и как-то отрешенно объяснил, потом как-то особенно яростно сверкнул глазами и проговорил уже совершенно другим тоном,