Опустошённые души. Василий Брусянин

и судьбу на грязной мостовой, и его жизнь обесценилась…

      С кровавого проспекта он унёс с собою это впечатление и целый день ходил по улицам и всё искал случая красиво умереть. Ночь захватила его в шумной толпе в поисках красивой смерти… Но в эту ночь уже не стреляли, по крайней мере, этого не случилось на тех улицах и площадях, где он ходил в каком-то странном чаду, с болью и со стыдом в душе…

      И это время прошло. Скорбное переживание и теперь иногда тревожит душу, но оно уже побледнело… События отодвинулись, отодвинулась и возможность красиво умереть… А теперь только и осталась постельная жизнь…

      Травин так именно и называл свою жизнь – постельной. Посмеивался над Загадой, Весновским и кузиной Соней и говорил:

      – Товарищи!.. Товарищи!.. Вы хотя и на ногах, и веселы, и жизнерадостны, к чему-то ещё стремитесь, чего-то ждёте… А как вдумаешься в вашу жизнь, так и она похожа на мою, постельную… А?.. Ха-ха-ха!..

      – Партийной жизни у нас не стало, это правда, – говорил Загада. – Может быть, ты и имеешь право смеяться над нами…

      – И над собою, – перебив, добавил Весновский.

      – Но называть нашу жизнь постельной, по меньшей мере, несправедливо, – продолжал Загада.

      Соня молчала и большими изумлёнными глазами смотрела на кузена.

      А он продолжал смеяться, и в его хохоте слышались какие-то грубые, почти циничный нотки.

      Товарищи и кузина Соня спешили распрощаться и уходили. А он лениво протягивал им холодную руку и улыбался. Притворялась за ними дверь, и он шептал:

      – Марионетки!.. Куклы развала!.. Ходячие трупы разброда!..

      Травину казалось, что все они не догадываются сделать того, чем бы им следовало ознаменовать свою жизнь. Он считал их «ни живыми, ни мёртвыми» и всё собирался посоветовать им, чтобы все они покончили жизнь самоубийством.

      Однажды он даже заговорил об этом с Загадой.

      – Скажи, Загада, а у тебя нашлась бы сила воли покончить с собою?.. Теперь самоубийства так модны…

      – Странный вопрос, – усмехнулся встрепенувшийся и точно ужаленный Загада. – Я никогда об этом не думал… – добавил он и потупил глаза.

      – Чудак ты, – продолжал Травин. – Ведь, в наше время жизнь такая дешёвая штука. И так много непреодолимых обстоятельств, которые толкают человека на этот шаг… Ужели ты никогда не задумывался над этим?..

      – Ей-Богу, друг мой, не думал…

      – Врёшь… В-рё-ёшь, – протянул Травин и пристально уставился в глаза товарища.

      Тот опустил лицо и нервно передёрнул руками. Сидел точно холодом объятый. Хотел встать и уйти и не смел…

      – Стало быть, ты не приемлешь мира, не отвечаешь на его запросы, – продолжал Травин.

      – При чём тут мир?..

      – А при том, что, если ты хочешь слиться с ним в вечном процессе, то должен быть способным как струна отзываться колебанием на каждое дуновение