Шкаф с ночными кошмарами. Вики Филдс

вскинул бровь, но не приблизился. Не боялся, но хотел послушать. В голубых глазах отразилось искреннее любопытство. – Порежешь меня? Или может… – он вошел, ступая новенькими ботинками по кафелю. – Или, может, себя?

      Он схватил дочь за запястье и с силой сжал пальцы, да так, что кожа натянулась, лопаясь, и хрустнули кости. Он поднес ее руку к своему горлу и с улыбкой прошептал:

      – Давай. Режь.

      Она сжала зубы.

      – Режь, – повторил он тверже. Они смотрели друг другу в глаза не моргая. Противостояние длилось целую минуту, и никто не отводил взгляда. Она боялась, а он всего лишь играл. – РЕЖЬ!

      – ПАПА! – Леда испуганно выронила нож, услышав его рык. А отец со всей силы ударил ее по лицу наотмашь; ее голова дернулась в сторону, из носа потекла кровь.

      – Д-дрянь! – выругался он, хватая ее за ухо и вытягивая из ванны. – Живо выбирайся, маленькая дрянь! Сколько раз я повторял тебе: не играй с острыми предметами! Или тебе интересно взглянуть что будет, если ослушаться?!

      – Нет, папа, нет! – Леда бочком двинулась в сторону спальни, прикрывая ладонью ухо, в которое вцепились пальцы отца. Его ладонь была ухоженной, кожа здоровой и красивой. Он жив.

      – А что тогда?! – взревел он, грубо отталкивая ее от себя. Из разорванного уха сочилась кровь, из глаз брызнули слезы злости и отчаяния.

      Свобода? Она просила свободы? Ей никогда не освободиться от него. Он всегда будет где-то поблизости, насмехаться, контролировать, унижать, бить до полусмерти.

      – И для кого ты накрасила губы? – спросил он, презрительно сощурив голубые глаза. – Мало тебе было прошлого раза?

      – Ни для кого, папа.

      – Может, ты нашла себе мужчину и больше не любишь меня?

      Он неспешно прошелся вокруг дочери, валяющейся на мокром полу. С Леды все еще стекала вода, оставляя лужицы. Холодный ветер, забравшийся в дом сквозь окно, жалил обнаженную кожу.

      – Нет, папа, ты не так понял. Этот детектив…

      – Я видел, как он смотрел на тебя, – оборвал отец. – О, да, видел. Когда ты закинула ногу на ногу, он уставился так, что я думал, он набросится на тебя прямо там. – Отец склонился к ней, сжавшейся на полу, и издевательским тоном произнес: – А он видел твои шрамы?

      Он пальцем коснулся бедра Леды, провел выше, задевая кружево маминого платья. Подол пополз вверх.

      – Или ты еще не все показала ему?

      – Все не так.

      – А как?! – взревел отец, острым носком ботинка ударяя ее в живот. – Что это было?! Что-это-было?! – Удар за ударом, и вот уже ребра, кажется, хрустнули под напором. Леда закашлялась и сплюнула в лужицу, натекшую из ванной, кровь. Красные капли тут же стали нежно-розовыми.

      – Я спрашиваю, как все было?! – повторил отец, выпрямляясь и уперев руки в бока. Его грудь тяжело вздымалась и опускалась, на шее пульсировала жилка.

      – Он никто, – шепнула Леда.

      – Никто, – повторил он, опустив на нее взгляд. – Раньше ты была такой красивой. Маленькая милая девочка. А теперь в кого ты превратилась, Леда? Ты все больше и больше напоминаешь мне ее – твою мамашу! – рявкнул он, снова ударив Леду по лицу. Ее голова стукнулась о пол, острая боль пронзила виски и шею. Леда застонала и перекатилась на спину.

      – Это