Дорогой мой друг. Анна Музыка

несерьезно. Поэтому так, тешу своё самолюбие редкими рассказами, кормлю себя ложными надеждами, что могла бы быть ого-го какой крутой писательницей, но таланта маловато. И веду дневники, чтобы не забывать, как держится ручка.

      – Кто сказал, что писательство – несерьезно?

      – Да это же очевидно. Писателей вон сейчас, куда ни плюнь – попадёшь по адресу. Нужны связи, деньги и хоть какой-то навык собирать слова в текст, и то – факультативно. За тебя всё напишут. Были бы деньги. И связи.

      – Сурово. Но ты могла бы просто пойти филологом работать или в издательство.

      – Теперь уже что об этом говорить, я пошла по другому пути. А ты, стало быть, художник?

      Мне на секунду показалось, что выражение лица у парня стало таким же печальным от вопроса, как и у меня от рассуждений о несложившемся писательстве, но он тут же встряхнулся и ответил будто полушутя:

      – И это, стало быть, тоже.

      Я доковыряла свои овощи, задумчиво глядя, как он уплетает шоколадный торт, с наслаждением наполняя рот плотной, пропитанной калориями массой.

      У него зазвонил телефон, он вежливо сказал: «Извини, это друг звонит, надо ответить», и уже в трубку:

      – Да, дорогой! Да… да… ну, конечно. Я буквально уже выхожу, ужинал…Конечно, куплю. Нет, не один. Потом расскажу… Да, до встречи. Обнимаю! Пока!

      «Оу, ну конечно, всё понятно – красивый, интеллигентный, увлекается искусством, и, судя по всему, литературой. Подобных натуралов в природе не существует, да и мне так легко с ним болтать, что сразу ясно, в этом нет никакого намёка на флирт, а это очень даже к лучшему, было бы здорово подружиться с таким интересным человеком».

      Он вдруг стал торопливым, заказал ещё целый пирог с собой, попросил счёт. Конечно, платили мы раздельно. Я тоже стала поторапливаться.

      – Это я заберу, – сказал он, поднимая со стола мой портрет.

      Мне не хотелось отдавать, но что поделаешь, мне он не принадлежал. Я расстроилась. Такой неожиданно приятный вечер скомкался до торопливого прощания, ещё домой теперь добираться, и вновь начавшийся дождь показался неуместной обузой.

      – Я тебя ещё напишу, не расстраивайся, – он открыл передо мной дверь, пропуская вперёд.

      – Я не расстроилась.

      – Да, я вижу. И ты обо мне обязательно напиши, ладно?

      Я кивнула.

      – Хорошо, сейчас я должен бежать.

      – Пока, – я помахала рукой, поджала губы в скупой улыбке и повернулась в сторону метро.

      – Погоди, – он одёрнул меня за рукав пальто, слегка коснувшись руки, – у моего друга в субботу выставка. Придёшь?

      – Не знаю.

      – Приходи обязательно, не знает она. Вот, диктуй номер, я тебе звоню.

      В руке зажужжал и вспыхнул холодным светом телефон, и тут же вызов оборвался.

      – До встречи! – мы развернулись в разные стороны, и тут я услышала:

      – Я очень рад знакомству! – он обернулся и помахал на прощание.

      Я помахала в ответ. Так и не узнав его имени.

      Как это получилось, что вновь стало заметно