Проект «Валькирия». Владимир Николаевич Стрельников

над головой чёрное волнистое облако. Вгляделся: это была курчавая шевелюра «парашютиста»-неудачника:

      – Самир йеело, саид! («Потерпите, господин!»)

      Теперь уже сомалиец достал медицинскую пену и неумело начал фиксировать Хуберту левую руку. К сожалению, сенсор с переводчиком пропал с головы. Поэтому Штрассл сказал по-метрополиански:

      – Просто помоги мне встать. Где моя шляпа?

      Штрафник с готовностью подставил плечо. Но когда оберфельдфебель попробовал ухватиться, экзоскелет усилил движение. Негр в ужасе отпрянул:

      – Ха и дхигин, саид!!! («Не рвите меня, господин!!!»)

      И уронил командира. Тот шмякнулся как мешок с гнилой картошкой. Верх тела мгновенно отозвался жуткой мучительной вспышкой. А вот низ… Его словно не существовало.

      – Да всё нормально, дружок. Не бойся. Как тебя зовут? Общий язык понимаешь?

      Штрафник быстро затряс головой, но ответил с сильным акцентом:

      – Я понимайт. Я всё понимайт! Сейчас принёс!

      Метнулся куда-то назад, за пределы видимости, и вскоре вернулся с широкополой генеральской шляпой. Хуберт с нескрываемым удовольствием нацепил её. Теперь он снова был в форме «Льва Африки»!

      – Я Дхакал, саид! – Чернявый красноречиво коснулся своей груди.

      – Хорошо, я понял. Что со мной? Где мы?

      Сомалиец смотрел непонимающе:

      – Твой шляп, саид… Дхакал всё понимайт.

      – Где мы? – Штрассл замешкался, не зная, как лучше пояснить. Обвёл вокруг себя рукой: – Что это?

      Но внятного ответа так и не получил. Негр упорно не мог понять его. Хоть и утверждал обратное. Как же плохо без киберпереводчика. О! Сенсоры пилотажного шлема тоже ведь имеют функцию дубляжа на сомалийский.

      – Дхакал, где моя шляпа, в которой я летел? Большая, круглая, прозрачная шляпа. Где она?

      Наконец-то на лице штрафника мелькнуло понимание. Он что-то быстро посчитал на пальцах одной руки:

      – Я понимайт, саид! Четыре день Дхакал привёз шляп!

      И снова исчез в прежнем направлении. К своему удивлению, через пару минут Хуберт услышал тихое жужжание раскручивания роторов гелиомобиля, а затем характерное шуршание отъезжающих с пробуксовкой колёсных сфер. Офигеть! Что значит «четыре день»?! Десантная капсула же оставалась в каких-то сотнях метров!

      От нечего делать попытался подняться самостоятельно. Благо пена на левой руке затвердела. Где-то с двенадцатой попытки, вопреки жуткой боли в плечах и руках, кое-как смог изогнуться и осмотреть себя. И истошно взвыл, в панике откидываясь назад на спину. Ног не было! Совсем. А то, что осталось от туловища, походило на плохо пережёванный и выплюнутый кусок мяса.

      * * *

      Следующие «четыре день» были самыми тяжёлыми в жизни Штрассла. Даже появление полуголого седого негра, временами что-то скупо лопотавшего на незнакомом диалекте и явно пытавшегося лечить, не могло вывести из тяжелейшей депрессии. Наверняка оберфельдфебель попытался бы убить себя, если