Тень. Иван Филиппов

чего вовсе не хотелось Степе, так это выяснять отношения: только бы добраться до дома, переодеться, закончить последние дела и лечь. Просто лечь и лежать, ждать, пока пройдут выходные и начнется новая неделя, которая, возможно, будет хотя бы чуть-чуть лучше. Пройдя арку, Степа зашагал через двор к своему подъезду.

      Осень еще по-настоящему не началась. Стояла та редкая погода, когда в Москве комфортно всем: и тем, кто бесконечно жалуется на страшную жару, и тем, кто вечно недоволен холодом. Солнце медленно садилось, и в сумерках город казался немножко волшебным. Даже его простой пятиэтажный дом выглядел как пряничный домик с венской открытки. Степа немного повеселел и прибавил шаг.

      От выходных его отделяло последнее дело. То, что его начальник – полковник Моргунов – называл «возделыванием делянок». Заключалось оно в обходе разнообразных подотчетных заведений и сборе ежемесячной дани. Абонентской, так сказать, оплаты. По должности Степа уже перерос «делянки», но местный участковый был сотрудником одновременно и глупым, и жадным, и полковник передал это дело Степе. С одной стороны, он все-таки следователь, негоже ему такими делами заниматься, не по званию. С другой – Степа видел в приказе полковника знак определенного уважения. Степа Моргунова бесил. Ежедневно и бесконечно. Но сотрудником он был хорошим и, главное – в отличие от большинства своих коллег – не стеснялся спорить с начальством. Эту независимость, эту готовность к спору и ценил в нем Моргунов, уставший от бесконечного холуйства остальных подчиненных. Хотя это было лишь Степиным предположением. Вполне возможно, что делянки были просто наказанием за излишнюю Степину борзость. Как бы то ни было, Степа решил принять задание с достоинством и не жаловаться.

      Открывая дверь в квартиру, Степа еще из прихожей услышал могучее кошачье мурчание. Это мейн-кун Васька, друг и соратник, вышел встречать его. Васька, если уж быть совсем честным, был единственным близким Степе человеком. Точнее, котом. Но воспринимал его Степа все равно как равного и отношения с ним очень ценил. Среди людей ему не нравился почти никто, годы службы и длительный опыт общения с самыми разными людьми окончательно разуверили Степу в человеческом роде, а вот коты его пока не подводили. Васька терся о Степины ноги и просил есть.

      – Пошли поужинаем, – крикнул коту Степа, направляясь на кухню.

      Три года назад, когда от Степы ушла жена, он научился готовить. Не обычное стереотипное «папа может», макароны с пельменями или яичницу, а по-настоящему готовить. Степа умел печь пироги, делать плов, он освоил десяток салатов, ни в одном из которых не было майонеза, а однажды сумел исполнить даже вполне съедобное харчо. В каком-то смысле такова была компенсация за обвинения в том, что он бессмысленный бытовой инвалид, которые на протяжении нескольких лет он слышал от своей «бывшей». Получалось смешно: после ее ухода Степа стал именно тем, кем она пыталась сделать его все эти годы, – самостоятельным мужчиной, способным заниматься домом. Степа гордился, хотя оценить его новые качества было совершенно некому. Ну, может быть, кроме Васьки.

      Впрочем,