Добрые сказки. Анна Зубкова

рассвет встретить!

      Часто охотники прячутся и долго-долго в засаде сидят, поджидают, наблюдают за птицами и зверями. Специальные места даже устраивают, чтобы подстеречь птичку или зверя подкараулить.

      «Засидкой» называется такое место, которое охотник специально готовит, чтобы его видно не было, а он – всё мог видеть.

      Интересно в таком шалашике из веток сидеть, песни птичек слушать, смотреть, как солнышко восходит! Столько красоты по утрам в лесу можно увидеть!

      Ты каких птичек знаешь, Анечка?

      … Анечка задумалась и перечислять стала:

      – Воробьи, голуби, вороны, скворцы, синички, снегири, утки, лебеди…

      – Ну, наверное, гусей ещё знаешь?

      – Про гусей я только в книжках читала и по телевизору их видела. А настоящих – не видела.

      – Есть птички, которые рядом с человеком живут. А я, пока охотником был, очень много птичек разных лесных повидал, и песни их красивые слушал: и глухарей, и вальдшнепов, и бекасов, и тетеревов.

      … Ну вот, отвлеклись мы с тобой…

      Охотился я в тот раз на уток. Из тростничков у меня стеночка-заслонка сделана была. Сижу так за ней, наблюдаю.

      Вижу: селезень красивый плывёт. Селезнем – утку-самца называют. У него на головке пёрышки тёмно-зелёные, изумрудные, а на шейке – полосочка беленькая. А самочки – они целиком пёрышками коричневыми покрыты. Ведь им – маскироваться надо, когда они яички высиживают, потом за птенчиками своими ухаживают.

      … Вот – плывёт этот селезень, лапками в воде перебирает, меня не видит.

      Залюбовался я на него! Даже призадумался: может, не стрелять, пожалеть такого красавца?…

      Вот ты бы – как поступила? Пожалела бы?

      – Да, я бы пожалела! – уверенно сказала Анечка.

      – А я тогда подумал-подумал и решил, что слабость это во мне такая от красоты наступила!

      Охотник я был опытный – никогда прежде такого со мной не случалось. Красота – красотой, а дело своё – исполняй! Сколько дичи настрелял я за свою жизнь: и тетеревов, и куропаток, и зайцев, и на кабанов охотился, и на лосей! И что это вдруг я так расчувствовался? – не понимаю! Недалеко другие охотники стреляют, не я – так другой охотник этого селезня подстрелит! Сезон охоты ведь уже открыт…

      Прицелился снова, вот уж на крючок спусковой вроде бы нажал – да тут что-то произошло небывалое! Хочешь – верь, а хочешь – не верь! Вместо того, чтобы дробь из ружья вылетела, – я сам, как пуля, вылетел – и в теле того селезня очутился! Лапками перебираю, по воде плыву, а думаю – по-прежнему, как человек…

      А может, и утки думать умеют? Того я не знаю…

      Только, хоть я в селезня превратился, а про то, что охотником был, – помню. И что из ружья прицелился – помню.

      Стал я скорее отплывать в тростники – подальше от того места.

      Да тут меж тростников – лодка. А в ней другой охотник на меня ружьё навёл, целится… Я ещё скорее лапками заработал, крыльями захлопал! И – взлетел!

      «Всё, спасён!» – думаю.

      Я же прежде, пока человеком был, летать не мог. А тут от восторга у меня аж дух захватило!