На сети. Ирина Ингрин

давнего прошлого, который плохо вписывался в интерьер города, поэтому его игнорировали власти и обходили стороной горожане. Раньше в местечке были свои школа и больница, теперь же повсюду стояли только покосившиеся черные дома и сломанные заборы. На въезде не было таблички «Добро пожаловать», зато висело ехидное «Счастливого пути». Здесь давно уже не было приличной работы, разнообразие вакансий ограничивалось местами в продуктовом киоске, а также на ферме или мебельной фабрике, что располагались совсем уж далеко за пределами города. Большинство, конечно, ездило на заработки в город, и многие постепенно перебирались туда на постоянное местожительство.

      Дорога наша шла через главную улицу. Здесь стояли самые обстоятельные дома, было и подобие игровой площадки. Мы с новоиспеченным братом устроились на качелях и, верные обоюдной антипатии, молчали.

      – Тащтан тупанче пирен щине, – бормотал еле слышно мальчик.

      Он был еще по-детски пухлым, с русыми волнистыми волосами.

      Моя мама была русской, таковой я считала и себя. Но отец, как мельком я слышала от бабушки, был чувашом. Безработный и безответственный, пару недель покутивший с моей матерью, он исчез однажды утром, как кот, взятый с улицы, который при первой же возможности убежал вновь на волю. Этот язык напоминал мне о нем, и мне это не нравилось.

      – Если хочешь говорить, лучше скажи на русском, – недовольно тряхнула я головой.

      Сергей фыркнул. Он усердно пытался раскачаться быстрее и выше меня. Я старалась не обращать на это внимания. Напротив качелей стоял двухэтажный особняк, один из самых красивых, что я видела в жизни: с резными воротами и литым узорным забором, за которым виднелась аккуратно постриженная лужайка с лежаками, а со второго этажа дома нависал козырьком большой балкон. В этот момент к особняку подъехал блестящий внедорожник, идеально черный, как казалось, без единой пылинки на нем. Я замерла, потому что не видела ранее ничего подобного, замедлился и Сергей.

      Из машины показался крупный мужчина, должно быть, шофер, а из дома на улицу вышло целое семейство. Мое внимание сразу привлек самый юный из них. Сейчас смешно вспоминать его худощавым подростком, но тогда весь его вид взбудоражил мой неокрепший ум. Темноволосый, с колючим взглядом черных глаз, острыми скулами, озорной улыбкой. Ему было почти шестнадцать, и на меня, чумазую малолетку в дырявом свитере, он даже не взглянул. Что ж, в тот самый миг я подсела на этот его непреднамеренный крючок: с детства получавшая вместо любви лишь безразличие, я часто путала эти понятия.

      Зато Сергею мальчик кивнул. Потом шофер открыл им двери, члены семьи разместились в машине, и та, быстро набрав скорость, скрылась за поворотом.

      Впервые с момента приезда что-то действительно заинтересовало меня, я отвлеклась, рой мыслей в голове не давал сосредоточиться. Кто он? Что скрывается за его улыбкой? О ком или о чем он думает, что подумал обо мне?

      Рядом послышался смешок.

      – Ну и ну, ты чего, втюрилась?

      Новоявленный