Автонизм. Ольга Владимировна Харитонова

рушился ливень, под спиной текла ледяная река стока.

      Он тяжело перевернулся на бок, кашлянул, из лёгких вышел дымный плотный воздух.

      – Давай, вставай, – потащил Ефим вверх за плечо.

      – Ты курил? – Максим откашливался и еле стоял на ногах.

      – У тебя ничего не работает, в курсе?! – орал Ефим. – Где подогрев сидений, где мультиэкран?

      – Магнитка работает, – прошептал Максим.

      – Да на хрена мне магнитола твоя!

      – Ты курил?!

      – Там даже свет через раз в салоне…

      Максим согнулся пополам, его вырвало. Ефим продолжал орать:

      – …мне тачка, которая ползает меньше сотки, а сиденье, как в дачном толчке…

      – Во мне нельзя курить, у меня аллергия!

      Дождь сыпал и сыпал. Максим стоял согнувшись, чтобы не заливало лицо, и пытался отдышаться. Внутри клубились горечь и сладость одновременно, рот постоянно наполнялся слюной, Максим сплёвывал.

      Он не сразу заметил, что улица мало похожа на «Троллейную».

      – Эй! Эй-й! – разогнулся он. – Мы в каком районе? Который час?

      На улице торчало два дома-барака, она упиралась в забор стройки, пахло полынью и затхлой озёрной водой. Тут Максим заметил, что у Ефима в руках только его лимонная «бананка». Он рывком забрал её:

      – Хорошо, что у меня ключи здесь, а не в олимпийке. Пустоголовый.

      Максим открыл сумку и проверил: связка ключей была на месте. Ефим отёр лицо от влаги:

      – Загулялся слегонца, чё.

      – Денег дай на такси, чё.

      Ефим не стал спорить, достал, похмыкивая, пятисотку:

      – Виноват, товарищ машина.

      От него шёл сладкий пивной аромат. Когда раскрывал рот – сильнее. Максим забрал пятисотку, развернулся и пошёл в сторону перекрёстка.

      – Папку надо читать, урод, – шипел он, набирая адрес в приложении. – Час ночи!

      Когда подъехало такси, Ефима на улице не было. Максим сел на заднее сиденье, сгорбился, сдвинул дрожащие плечи и почти всю дорогу смотрел в одну точку.

      ***

      Утром Ефим встретил его простецким «прости» и протянул олимпийку.

      Максим закрыл за собой дверь, решительно сел и медленно начал:

      – Ещё раз я проснусь с дымом внутри…

      Ефим заулыбался:

      – Не. Всё. Не будет.

      Максим смотрел хищно:

      –…я тебя блевотиной умою!

      Улыбка Ефима прокисла:

      – Иди в жопу.

      – Сам иди.

      – Скажи спасибо, что я презики в тебе не забыл.

      Максим офонарел. Он почувствовал, как по затылку и шее течёт холодная колючая волна. В глазах Ефима, сейчас особо похожих на глаза мопса, не было ни раскаяния, ни стыда. Максим встал и направился к двери.

      – Э, ты куда эт? – Ефим остановил его, перегородив выход. Максим долго набирал воздуха, а затем выдавил тихо:

      – Забытый предмет стоит автонизму жизни. А если б я рипнулся?

      – Я же сказал. Всё. Не будет больше.

      И снова ни в голосе, ни в глазах его не было глубины. Максим почувствовал себя в западне.

      – Где твой предыдущий автонизм? – спросил он. Ефим метнулся