Долгий путь в никуда. Денис Александрович Игумнов

с матёрыми акулами крутился Захар Авдеев и этот самый противный Сундуков.

      Через два дня после прописки, на большой перемене, когда я отирался у подоконника, чувствуя себя одиноким и никому ненужным куском фекального мусора, смотря в окно на затянутое грязной, выцветшей из голубого до серо-рваного, плёнкой туч небо, мои фантазии грубо прервали. От стадии медитативного созерцательства меня отбросил толчок в плечо. На ногах мне устоять удалось, хотя отлетел я на порядочные три метра. Сундуков рассчитывал на лёгкую победу, а я, на его беду, не успев испугаться, полез в драку.

      Вокруг нас тут же образовался скудный кружок любопытствующих. Относительно малое количество зевак объяснялось стечением обстоятельств: кто-то остался в классе, кто-то бузил в аппендиксе, остальные же громили дубиной голода столовую на первом этаже. Вадим Сундуков ничего не говоря, беспорядочно махал кулаками, а я сам, не знаю как, подлез под его мельницу, схватил за грудки и закрутил в силовую карусель. Сундуков дергался как ватный Арлекин, пытался устоять и бледнел с лица. Внезапно он открыл для себя, что я не просто мальчик для битья и мне вполне по силам дать ему по рогам.

      Мне бы его прессануть, размазать по полу, пустить кровь, обмазать ею своё лицо и поставить себя независимым особняком в скотской иерархии местной шпаны, но во мне сыграла слабость духа. Я прекратил его раскручивать, остановился и, не разжимая пальцев, вцепившихся в его воротник, примирительно (э-э, как это мерзко, но тогда я этого не понимал, совсем-совсем) проговорил (хорошо, что не промямлил):

      – Ты сильный и можешь меня побить. Зачем? Я тебе ничего не сделал и ничего против тебя не имею.

      Свои поносные слова я сопроводил действиями – отцепился от Вадима. Видимо он, продолжая переживать головокружение, не прочухал мою слабость и, сделав кислое выражение (уголки рта опущены, верхние веки прикрыли половину радужки, а щёки дошли до степени белизны писчей бумаги), тоже отпустил меня.

      Со мной учились разные персонажи, среди которых попадались вполне сносные, о чём я узнал вначале второй неделе своего существования в качестве новичка. Моя дворовая жизнь шла своим чередом. Она по большей части не была никак связана со школьным бытием, отличаясь в лучшую сторону, а школа для меня оставалась настоящим адом. Как поменять ситуацию к лучшему я не знал, пока не произошло моё знакомство в не казарменной обстановке улицы с моим одноклассником Федей Викторовым.

      За те первые восемь учебных дней с Федей я сталкивался неоднократно. Плотно не общались, не видел я и пренебрежения в его взгляде, а была симпатия. Федя, законный представитель среднего звена в классе, чувствовал себя в школе вполне комфортно. Во-первых, неглупый, во-вторых, скорый на язык, с первого дня в классе, всех знающий и, на первый взгляд, никого из наших горилл не боящейся. С хулиганами из класса он общался запросто, дружбы не водил, а уважение имел. Ему, как человеку думающему, не хватало общения со сверстниками, развитыми выше среднего нашего школьного