Дракон всегда прав. Макар Файтцев

творить, – покачала головой бабка, но полезла в шкафчик под подоконником, где у неё стояли всякие настойки.

      – Сердце болит. Не выдержит оно. Бабка, не выдержит.

      За окном прозвучала сирена. Мирза вскочил, метнулся в прихожую, приложил ухо к двери. Тишина.

      – Почему мы не как эти твари? Почему нет у нас их слуха? Тише, бабка, не шуми.

      Но бабка была глуховатой. Она прошаркала до двери:

      – Ты чего там, сынок, говоришь?

      – Тише, бабка! – его глаза бешено сверкнули.

      Старушка впала в ступор. Какой-то чужак, которого она по доброте сердечной приютила, на неё поднял голос, да ещё и в её собственной квартире. Старушке было уже столько лет, когда перестают бояться даже собственную смерть.

      – А ну, выметайся! Сейчас полицию вызову.

      Мирза, застыв около двери, растерялся.

      – Прости, бабка, прости! Не выгоняй. Мне некуда идти. Понимаешь, бабка, они поймают меня. Они не умеют прощать. Это же звери!

      Как не вовремя зазвонил телефон. Мирза, обогнав бабку, схватил его:

      – Бабка, иди в комнату. Я уйду. Утром уйду.

      Из кухни потянулся запах гари. Засвистела противодымная сигнализация. С потолка полилась вода.

      Мирза, обезумев, метался из одного угла в другой. Он хватался то за нож, то за кухонный молоточек, то за разделочную доску. Плитка дымилась. Сигнализация ревела. Вода лилась. В дверь забарабанили: «Макариха, открывай! Что там у тебя?»

      – Не дамся им живым, не дамся! Не на того напали. Радик, сынок, я ради тебя! Будь ты проклята, Роза! – слова сыпались, как горох из дырявого мешка.

      Бабка, старясь не задевать обезумевшего мужчину, на цыпочках пробиралась к плите. Надо было срочно убрать злополучную сковороду и проветрить кухню. Хорошо, что вода с пола сразу всасывалась в канализационные канавки, расположенные под плинтусами.

      Шум за дверью на какой-то миг смолк. За окном послышался скрип шин.

      – Мирза, мы предлагаем вам сдаться добровольно. Откройте дверь. Встаньте напротив с поднятыми руками, – раздалось из-за двери.

      Мужчина метнулся к окну, но в тот же миг яркий луч прошёл сквозь незатейливые занавески и устроился жёлтым блином на стене. Боковым зрением он увидел, как старушка схватилась обеими руками за сковороду. Что это было: инстинкт самосохранения? Рефлекс?

      Он словно видел себя со стороны в замедленной съёмке. Рука, сжатая в кулак, на скорости полетела в старую женщину. Кулак врезается в сковороду. Сковорода ударяет по лицу. Голова женщины резко подаётся назад, ударяясь затылком о дверную ручку-столбик. Женщина, постояв с секунду, начинает сползать, очерчивая свой путь кровавым следом.

      Мирза посмотрел на свою горящую руку. Он не чувствовал боли. Потом перевёл взгляд на старушку. Снова на руку. Он не слышал рупора. Не видел прожекторов. Миг застыл и превратился в вечность. Медленно, словно ноги были из каучука, он опустился на колени, провёл рукой по лицу женщины.

      – Бабка, ты чего, бабка? Вставай давай, слышишь, бабка! Не делай из меня убийцу, бабка! Ну, милая, ты же как мать? – слова путались