Гаргантюа и Пантагрюэль. Франсуа Рабле

и ни в коем случае не давайте ему советов, исходя только из собственной выгоды, ибо вместе с общим достоянием всегда гибнет и частное. Что же касается причитающегося с вас выкупа, то я с вас его не возьму, а кроме того, велю возвратить вам коня и оружие.

      Вот как должны поступать соседи и старинные друзья, тем более что распря наша не есть еще настоящая война, – вспомним, что Платон в книге пятой De rep., говоря о вооруженных столкновениях греков между собой, вместо слова «война» употребляет слово «смута» и советует, если уж случится такая напасть, соблюдать величайшую умеренность. Если вы, однако, называете это войной, то все же это война поверхностная, она не проникла в тайники наших душ, ибо честь ни у кого из нас не была задета, и в общем речь идет лишь о том, чтобы исправить ошибку, допущенную нашими людьми, то есть и вашими и нашими, на каковую ошибку вам следовало посмотреть сквозь пальцы, даже если б она была вам доподлинно известна, так как повздорившие скорее заслуживали презрения, а не внимания, и по отношению к ним можно было ограничиться возмещением убытков, что я, со своей стороны, и предложил. Пусть нас рассудит всеправедный Господь, а я готов молить Его о том, чтобы Он послал мне смерть и на моих глазах уничтожил все мое достояние, только бы ни мне, ни людям моим ни в чем его не прогневить.

      Сказавши это, Грангузье подозвал монаха и при всех у него спросил:

      – Брат Жан, любезный мой друг, это вы взяли в плен присутствующего здесь военачальника Фанфарона?

      – Ваше величество, – отвечал монах, – он перед вами, он совершеннолетний, в здравом уме, пусть он сам и расскажет.

      Тогда Фанфарон сказал:

      – Так, государь, это он взял меня в плен, я открыто признаю себя его пленником.

      – Вы с него требуете выкупа? – спросил монаха Грангузье.

      – Нет, – отвечал монах. – Я об этом и не помышлял.

      – А сколько бы вы желали получить за его пленение? – спросил Грангузье.

      – Ничего, ничего, – отвечал монах. – Мне не нужно выкупа.

      Тогда Грангузье велел отсчитать монаху в присутствии Фанфарона шестьдесят две тысячи золотых[234] за его пленение, а тем временем вышеозначенному Фанфарону устроили угощение, и пока он угощался, Грангузье задал ему вопрос, желает ли он остаться у него или же намерен возвратиться к своему королю.

      Фанфарон ответил, что он поступит, как Грангузье посоветует.

      – В таком случае, – молвил Грангузье, – возвращайтесь к своему королю, и да хранит вас Господь!

      Засим он пожаловал ему отличную вьеннскую шпагу[235] в золотых ножнах с украшениями в виде веточек винограда, ожерелье из драгоценных камней стоимостью в сто шестьдесят тысяч дукатов, каковые драгоценные камни были оправлены в золото, весившее семьсот две тысячи марок[236], и сверх того, в знак особой милости, десять тысяч экю наличными

234

…шестьдесят две тысячи золотых… – В оригинале: saluz – золотая монета с изображением Девы Марии, введенная в обращение английскими королями Генрихом V и Генрихом VI во время оккупации Парижа. Речь идет об огромной сумме.

235

…отличную вьеннскую шпагу. – Город Вьенн с XII в. славился своими шпагами.

236

…весившие семьсот две тысячи марок… – около 175 000 кг.