Хроники Арбайтенграунда. Часть 2. Кристина Устинова

необычайно жарко, не спасали даже настежь открытые окна, а потолок и вовсе полностью почернел от копоти. Директор, невысокий человек с бородкой и в очках, провел с неопытным студентом беседу и предложил перетаскивать мешки с различными материалами. Пять дней в неделю, по два часа во второй половине дня – как студенту. Зарплата – пять марок в месяц, две авансом. Не разойдешься на широкую ногу, но зато на нужды хватит, решил поэт и согласился.

      С радостной вестью он вернулся к Йозефу. Тот усмехнулся, но не стал ничего говорить.

      Иосиф направился в клуб и рассказал об устройстве. Ульрих в наступившей тишине нахмурился.

      – Там, по слухам, скоро забастовка будет.

      – И что? Все равно пойду.

      – Ну, удачи.

      Вдруг подала голос Джута Хелльберг, невысокая девушка, на пять лет старше Иосифа. Ее круглое лицо с пухлыми губками все время кривилось, тонкий носик морщился, на лоб ниспадали светлые пряди. Она сказала:

      – Какой тебе в этом прок, Иосиф? Думаешь, лучше писать станешь?

      – Думаю, что да, – сказал поэт и улыбнулся. – По крайней мере у меня будет опыт.

      – У меня такой опыт уже третий месяц…

      – Зато у меня намечается забастовка, а это прекраснейший сюжет для истории.

      Джута неожиданно улыбнулась.

      – Ладно. Предлагаю тебе, Яффе, пари: ты поучаствуешь в забастовке и напишешь статью от первого лица, не более трех страниц. Мы не принимаем большие объемы. Ты должен уместить все события забастовки и описать с субъективной точки зрения – и тогда я твою статью опубликую на стенде, а ты можешь сотрудничать со мной. Согласен?

      Она протянула ладонь. Иосиф без колебаний пожал ее.

      – Да, согласен.

8

      На следующий день по приходе после института на работу новичку выдали комбинезон – старенький, застиранный, с дырками. Иосиф поморщился и кое-как напялил на себя униформу, на ощупь напоминающую то ли жесткую бумагу, то ли засохшую тряпку. Как только поэт вошел в цех, сразу встретил Йозефа. Он поманил его к себе и указал на мешки со словами:

      – Короче, те мешки в блок «А», где шитье, а вот эти – в блок «Г», там мусоросжигательная печь. Ну, работай!

      Ренау похлопал его по плечу и ушел.

      Первые десять мешков Иосиф оттащил в блок «А». Шесть из них оказались не такими уж и тяжелыми, наполненные подстилкой и пухом, а вот остальные четыре, набитые тканью, вымотали. Мешки для блока «Г», в которых оказалась гнилая древесина, сломанные пружины и погнутые металлические прутья, совсем измотали его. До поэта теперь дошло то самое предупреждение Йозефа. Далее последовали коробки с металлическими пластинами и другими материалами. Комбинезон слипся от пота и потемнел, мышцы под конец дня болели при малейшем движении, но Иосиф не жаловался – он знал, на что шел. «Ничего, – думал поэт, – зато буду сильнее и выносливее». Вдруг он уронил на ногу коробку и вспомнил все ругательства, которые не описывали даже самые темные классики.

      …Домой Иосиф возвращался вместе с Йозефом, тот расспрашивал о первых впечатлениях. Поэт