Хроники Арбайтенграунда. Часть 2. Кристина Устинова

такой спокойный сосед: не шумит, радио слушает тихо, ложится спать ровно в десять, а свободное время проводит в основном за книгами. Иногда они вдвоем беседовали. Йозеф за бутылкой пива рассказал ему про детство и бедность. «Было тяжело, – сказал однажды он, – но зато сейчас мне хватает на жизнь. Тебе бы, кстати, не помешало выбраться из-под родительского крылышка. Легче потом жить будешь». Иосиф никогда не перебивал его, пил чай и молча кивал, а затем уходил писать стихи.

      Так постепенно приближались выходные. Вечером пятницы, когда Йозеф после работы принял душ и уселся перед радио, к нему подошел Иосиф и сказал:

      – Можно завтра ко мне придет Жозефина?

      – Кто-кто?

      – Дама моего сердца.

      – А, ну да, пускай.

      – Спасибо. Я как раз ей кое-что сочинил. Послушай:

      Целовал я твои уста,

      Руки твои меня обнимали,

      Я прижимал к себе твой стан,

      Чувствовал шелк под пальцами.

      Йозеф улыбнулся.

      – Интересно уже взглянуть на твою любовь.

      Поэт посмотрел на него поверх очков.

      – Только без шуток, прошу тебя. И не смей ходить перед ней в трусах, она дама приличная.

      Ренау рассмеялся.

      – Господи! Ради нее я напялю костюм.

      Иосиф кивнул и удалился к себе.

      ***

      По его словам, Жозефина Куглер обещала прийти в шесть. За это время мужчины прибрались, Иосиф накрыл стол, приготовил стейк и купил вино и сок (для себя), а Йозеф встряхнул ковер и надел чистый костюм. Наконец ровно в шесть постучали. «Наверняка она такая же зануда, как и он», – подумал Йозеф, открывая дверь. Едва он увидел даму сердца, все мысли тотчас же вылетели из головы.

      На пороге стояла женщина лет примерно пятидесяти, в шелковом черном платье до колен. Кружева юбки, которые скромно выглядывали из-под кардигана, сверкали при свете ламп, рукава слегка обнажали морщинистые тонкие руки с вздувшимися венами. Темные волосы с сединой собраны в пучок. На овальное лицо с впалыми щеками нанесен такой слой пудры и румян, а глаза так ярко обведены, что со стороны гостья казалась актрисой какого-нибудь любительского театра. Йозеф поколебался с минуту, пока Жозефина не привела его в чувство; в голосе с возрастом не пропала та мелодичность и нежность, словно за нее говорила девушка в самом расцвете сил:

      – Здравствуйте, Иосиф дома?

      – А? Да-да, проходите.

      Шурша платьем, Жозефина прошла внутрь, и Йозеф закрыл дверь. Иосиф страстно поцеловал гостью в губы, помог снять кардиган и за руку проводил ее до комнаты.

      – Тебе идет черное платье, дорогая, – говорил он. – Ты в нем выглядишь изумительно.

      «Оно тебя молодит, – подумал Ренау и скрыл усмешку рукой. – М-да, Иосиф, мальчик мой, не видел ты, похоже, красивых девушек… Эх, бедняга!»

      Они втроем прошли на кухню и сели за стол. Ближайшие полчаса пролетели за ужином. Иосиф рассказывал о первых впечатлениях в институте, Жозефина поддакивала ему и смеялась, а Йозеф молча уплетал стейк. Потом они заговорили о творчестве, и она сказала:

      – А как твои стихи? Получаешь за них что-нибудь?

      – Ну так, немного…

      – Ты