Однажды в Берлине. Елена Велес

комнаты стоял круглый небольшой обеденный стол, накрытый скатертью в красно-белый квадрат. Наверняка Шмид достала скатерть из закромов. У одной стены стоял небольшой гардеробный шкаф с зеркалом на дверце. Узкая металлическая койка стояла в углу возле окна. Над кроватью висела полка с книгами. У другой стены стояла плита и кухонный шкаф. Дверь возле шкафа, скорее всего, вела в уборную.

      Роберт быстро умял свою порцию картошки и сосисок и забравшись на кровать, стал играть со своим подарком. Катрин разлила остатки вина по бокалам и достала из сумки сигареты.

      – Ты не против, если я покурю? – спросила она.

      Через несколько секунд перед блондинкой стоял стакан, так как Шмид не курила и пепельниц в доме не было.

      – Расскажи о себе, – Шван выдохнула дым и посмотрела на брюнетку.

      – Что вы хотите знать, фрёйлин Шван?

      Катрин поморщилась.

      – И перестань звать меня фрёйлин. У меня в конце концов имя есть! Мы же с тобой наверняка ровесницы. Сколько тебе?

      – Двадцать.

      – Мне двадцать один. Так что всё. Зови меня Катрин и на «ты». Договорились?

      Ангела кивнула. Она ждала, что блондинка расскажет про свой разговор с начальством, но та тянула. Неужели она не переговорила по поводу неё? Работу сейчас было сложно найти. Особенно молодой девушке. Особенно еврейке.

      – Ну, так ты мне расскажешь про себя?

      – Моя мама самая лучшая, – вмешался Роберт, не отрываясь от игрушки.

      – Я думаю, что ты прав пацан, – улыбнулась Шван. – Только у самой лучшей мамы на свете может быть такой сын.

      – А ещё, – малыш поднял голову и, посмотрев на мать, улыбнулся. Переведя взгляд на блондинку, добавил, – она самая красивая.

      – Ещё какая, – пробормотала Шван, делая глоток и чуть громче добавила, – Вот видишь, твой ребёнок знает о тебе больше, чем ты сама. У тебя с паспортом всё нормально? – перешла к делу Катрин.

      – Да, – усмехнулась Шмид. – Единственная проблема, что он жёлтый.

      (Прим. У немцев паспорт был серого цвета, у евреев – жёлтый).

      – Гер Рюдгер Лохмер сказал, что ничего не имеет против. Ему главное, чтобы ты выполняла свою работу. Правда… – Катрин чуть запнулась и добавила. – Он сказал, что не сможет тебе платить столько же, сколько, если бы была немкой. Но добавил, что готов обсудить это лично с тобой. Не знаю, что он имел ввиду, – Шван чуть пожала плечами.

      Гер Лохмер почти не задумываясь согласился побеседовать с Ангелой, сказав, что Катрин пришла к нему как нельзя вовремя: не придётся лишний раз беспокоиться, чтобы подавать объявление в газету.

      – К сожалению, фрёйлин Шван, я не смогу платить вашей знакомой сто рейхсмарок, вы же меня понимаете? – сказал он тогда в кабинете. – Но может быть я смогу что-нибудь придумать.

      – В любом случае этих денег будет больше, чем, если бы я продавала газеты, переодевшись мальчишкой и выполняла грязную работу на вроде той, в кафе, – усмехнулась брюнетка.

      Про работу в пекарне