Сундук Пандоры. Виктория Чуйкова

окрасило поляну, осушило верхушки деревьев, украсило блеском все стекла зданий. Славки так быстро бежали, что ничего этого, да пожалуй, и никого живого не замечали вокруг. Остановившись у первой ступени, потупив взоры, они взялись за руки и взошли в проход.

      – А прикольно вы смотритесь! – раздался голос Германа. – Газели! – добавил он и приправил свои слова громким, развеселым смехом.

      – Шут! – парировала Влада и, прикрыв глаза рукой, так как солнце слепило ее, повернула голову на его голос. – Ты… – договаривать она не стала, так как проход был совершенно пустой. Ни одной души не пряталось в потайных уголках колон, ни красовалось в центре. Лишь растянутая, тонкая тень промелькнула в конце прохода и затерялась между деревьев. Владка было подумала, что это голосовая галлюцинация, что само это место стало наваждением и сыграло с ней злую шутку, как Мира, щурясь от солнечного света, спросила:

      – Мне показалось, или это был Герман?

      – Не показалось. Это был именно он, шут гороховый.

      – Прямо так и клоун? А что он усмотрел прикольного?

      – Вот догони и спроси, мне сие не ведомо.

      – Влад, ты чего злишься?! Я что-то пропустила? У вас с ним возникли трения?

      – Еще чего! Мы с ним никто, мы с ним никак.

      – Ладно, не ерепенься. Не хочешь говорить, не надо. И все же тут красиво. – Влада застыла с открытым ртом, собравшись ответить сестре, но та, удаляясь от нее медленными шагами, была полностью поглощена скульптурами, говоря ей: – И ничего тут нет сверхъестественного.

      – Совершенно. – вздохнула Влада.

      – Видно мы с тобой большие фантазерки. – переходя от одного изваяния к другому, Мира внимательно изучала их. – Простой серый камень. Хотя и мастерски высечен. Влад, я правильно выражаюсь?

      – Спроси у Аги и ее родителей, а я далека от искусства.

      Ответ заинтересовал Миру и она повернулась к сестре:

      – Ты что, на меня дуешься? Влада!

      – Да ничего я не обижаюсь. Сказала правду. Сама ко мне придираешься.

      – О-хо-хо! Видно ты утомилась больше меня. Идем, сестренка, домой. Выпьем горячего шоколаду, распахнем окошко, впустим такое редкое тепло в комнату и помолчим. Побудем в себе, послушаем умных собеседников, инфинитива совершенного вида, а проще – совесть.

      – Можно подумать, мы перед кем-то провинились.

      – Мы, Влада, сама добродетель! А совершенство беседует только с равными себе!

      Тут Влада не сдержалась, совершенно серьезное, милое и любимое личико сестры, с горящими, лукавыми глазами, взлетевшими чайками бровками, да и весь стан Миры, смотрелись так мило, так хрупко во всей этой каменной твердости, а вместе с тем, была во всем облике сестренки какая-то забавинка, словно некий чертенок, выскочивший из табакерки, противоречил правилам собравшегося злорадства, побеждая бой, даже не начав его.

      – Идем, эталон идеальности, домой. Нечего нам с тобой делать в этом сером месте, пусть и прекрасном,