Мой худший друг. Мария Высоцкая

запропастился? – мама бросает взгляд на свое запястье, окольцованное часами. – Почти одиннадцать уже.

      – Работает. Может, фильм посмотрим?

      – Давай тогда еще вот эти коробки разберем и завалимся что-нибудь посмотреть, – соглашается мама и, поднявшись со стула, направляется к вещам, сложенным в углу. – Я тогда Алёне звоню насчет школы? До завтра желательно дать ответ.

      Родители стараются, у них сейчас и так куча дел. Нагружать их своими проблемами, которые, по сути, связаны только с одним гадким мальчишкой, будет верхом эгоизма, поэтому я киваю и даже пытаюсь улыбнуться.

      Ну не убьет же он меня, ей-богу! В конечном счете эта школа ему не принадлежит, а я имею право учиться там, где хочу. И в сложившихся обстоятельствах я выбираю именно ее.

      – Уверена? Если не хочешь, мы посмотрим что-то другое.

      – Осталось всего два дня, мам.

      – Ничего страшного, выход есть всегда. Я не хочу, чтобы ты училась там, где тебе не нравится.

      – Мне нравится. Катюха вчера показывала фотки, там есть теннисный корт.

      В моей прошлой школе такого не было. На самом деле много чего не было. Например, школьной телестудии, студии звукозаписи или скалодрома в спортивном зале.

      Правда, все это перекрывает один жирный минус. И этот минус я встречаю первым в пустом школьном коридоре, потому что опаздываю на урок, немного заблудившись в здании.

      Катька, как оказалось, заселится в комнату лишь со следующей недели, потому что подцепила простуду и теперь сидит дома с соплями.

      Только выворачиваю из-за лестницы и сразу слышу:

      – Эй, некрасивая!

      – Это ты мне?

      Оборачиваюсь на голос, от которого еще с детства бросает в дрожь. Азарин спрыгивает с подоконника, на котором сидел с планшетом в руках, и делает пару широких шагов в мою сторону. Инстинктивно пячусь, прикрывая себя руками. В пылу его наступления и моего бегства я не заметила, как оказалась у стены.

      – А ты тут кого-то еще видишь, Громова? Зря ты меня не послушала. Не стоило переводиться. Жизнь в этом месте станет для тебя адом, – он ядовито улыбается и толкает меня под лестницу. – Крысам здесь не место.

      Мой внутренний голос вопит зарядить ему пощечину, но вместо этого я просто стою как истукан. Самая тупая защитная реакция – притвориться мертвой. Но в критических ситуациях, особенно когда я теряюсь, что ответить, срабатывает именно она.

      – Чего тебе от меня надо, Азарин? – упираюсь затылком в стену и от неожиданности клацаю зубами.

      – Испугалась? – Тим притворно улыбается. У него даже голос становится мягче. – Я пошутил. Давай дружить, Громова, не чужие же люди.

      – Ты серьезно?

      Азарин кивает, а его губы оказываются слишком близко к моему лицу.

      – Конечно, я стану твоим самым худшим другом, А-ри-ша. Самым, – шепчет мне на ухо.

      Кому я вообще верю? Серьезно, Арина? Ты правда на секунду допустила, что он может быть нормальным?

      – Не трогай меня, – передергиваю плечами в попытке сбросить оцепенение. –