Мигуми. По ту сторону Вселенной. Мария Лунёва

я быть солдатом никак не хотела.

      Я мечтала стать поваром, работать в кондитерской на углу двенадцатой улицы и каждый день кушать самые разные пирожные, какие только захочу.

      Я хлюпнула носом и отвернулась от отца. За круглым окном левиакара в свете фонарей видны низкие трехэтажные квадратные дома, сложенные из серых темных блоков, и в их окнах горел свет. Мне тоже хотелось оказаться сейчас где-нибудь там, быть чьей-нибудь любимой доченькой. Быть маминой девочкой. Чтобы и косички плести, и вместе, вдвоем тортик печь по тем рецептам, что показывают днем по телевизору. И чтобы папа вечером приходил и играл со мной в лошадку, чтобы уроки вместе делали. А по выходным они бы приходили послушать, как я пою в хоре и всем бы рассказывали, что я их доченька, гордясь мною.

      – Папочка, поехали домой, пожалуйста, я к маме хочу, – проревела я, истерика накатила с новой силой.

      – Заткнись, Селена, не усложняй, тебе там будет хорошо. На государственных харчах кому же плохо живется? – хмыкнул отец. – Вырастешь, еще спасибо скажешь.

      – Ну, папа, папочка, миленький, не хочу туда, – настаивала я, еще надеясь на что-то.

      Левиакар остановился, и двери открылись. Папа вышел и, схватив меня за руку, потащил в порт. Мы быстро прошли какие-то кассы и столы, где дядя одним ударом пробил дырочки на наших билетах. Никто не смотрел на меня, всем было безразлично, что сейчас меня увезут далеко-далеко, и я никогда больше не вернусь домой. Плачущий ребенок никого не интересовал.

      – Цель визита на Землю? – задал вопрос дяденька в красивой голубой форме и с крылышками на фуражке.

      – Отдаю дочь в школу мигуми, мы с женой ожидаем сына, – как-то до обидного радостно сообщил отец.

      Дяденька ничего не ответил, но как-то горько глянул на меня. Пройдя на межзвездный крейсер, папа с трудом нашел наши места. Они оказались в самом хвосте салона. Он протащил меня по узенькому пространству между двумя рядами кресел. Его не заботило, что я за ним не поспевала и больно ударялась, натыкаясь на чужие сумки и острые локти.

      С ним я больше не разговаривала. Поняла, что все бессмысленно, и хотела выглядеть взрослой, чтобы ему стыдно стало отдавать такую серьезную и умную, а главное – послушную дочь каким-то там тетям. Вокруг царила тишина, люди спали. Уснула и я.

      Страшное дребезжание и чьи-то возгласы прорвались сквозь мою дремоту. Все почему-то волновались, лишь стюардесса ходила и с улыбкой на красивом лице предлагала напитки.

      – Вашей девочке приготовить сок, господин?

      Папа расцвел в ответной улыбке и как-то слишком внимательно посмотрел стюардессе за ворот. Заглянула туда и я – у нее была ну очень большая грудь. И как только с такой ходить?

      – Не надо, она не хочет, – все так же глядя тетеньке в вырез, ответил папа.

      – Везете дочь на экскурсию? О, сейчас в европейском Париже проходит выставка картин, посвященных миру первого столетия покорения космоса. Там так чудесно, сама посещала ее с дочерью. Она у меня замечательно рисует и подает