Доверяя до самого горизонта. Наталия Романова

Я перестала чувствовать кисти рук, на ногах пальцы нещадно ломило. Дышать было больно и одновременно холодно. Я не могла вдохнуть и выдохнуть. Далёкие фонари кружились и расползались, прячась под снегом, залепляющим глаза.

      Шлёпнувшись на чемодан, я достала телефон, закоченевшими пальцами попыталась набрать номер Агриппины, Даши, мамы, МЧС, господа бога или чёрта – без разницы. Сенсор не срабатывал на морозе, пришлось греть дыханием сначала палец, потом телефон. Экран вспыхнул, показав привычную заставку, слабенькую шкалу связи и значок «Е» в строчке уровня сигнала интернета. Обозначения себе нещадно льстили, ни связи, ни интернета не было.

      На Агриппину, Дашу, чёрта, бога и здравый смысл полагаться не приходилось. Я продолжила упрямо толкать чемодан впереди себя, собирая на ходу снег, как снегоуборочной машиной. Тащить за собой волоком не выходило, колёсики вязли в снегу.

      Вы бывали в открытом космосе? Я была. В тот момент, когда погасли все фонари разом – и редкие вдоль дороги, и покачивающиеся вдали огоньки жилого посёлка, – я очутилась в открытом космосе. Чёрном, бездонном, студёном, до одури пугающем.

      Фонарик на телефоне несколько раз вспыхнул, экран сообщил о низком заряде. Не успела я переключиться в режим экономии энергии – в такой момент смартфон даже с отсутствующей связью воспринимается, как верный наперсник, – аккумулятор стремительно разрядился. Что рассказывали на уроках про ионы лития, внедряющиеся в кристаллическую решётку углеродного материала, и обратно перемещающиеся к аноду? Холод действительно нарушает этот процесс. Лучшего времени для лабораторной работы не найти.

      Я сидела на чемодане, чувствуя, как паника, накатывающая волнами, сжимает грудную клетку, не давая выдохнуть воздух. У меня несколько лет не случались астматические приступы, но испытав подобное хотя бы раз, эту дрянь невозможно ни с чем перепутать.

      В темноте я упала на четвереньки, пытаясь вытолкнуть, выхаркать воздух из лёгких, не обращая никакого внимания на снег и холод. Лишь головокружение, всепоглощающий ужас, боль. Помнила, где-то в рюкзаке болтается ингалятор, понимала – нужно его достать во что бы то ни стало. Необходимо! Но всё, что могла – раскачиваться на коленях, упираясь руками в снег. Рюкзак же давил мне на спину, содрогаясь от моего удушающего кашля.

      Приближающиеся огни я помню плохо, как и последующие события. Шум моторов отдавался в голове, распирая виски, желудок содрогался в такт с хриплым, свистящим, сводящим с ума дыханием.

      – Жива, жива, мартышка! – мужской раскатистый голос показался мне громом. – Ничего, продержись чуток, – продолжал урчать голос, в унисон с шумом ветра в проводах и гудением моторов. – Держи-ка её, – крикнул мужчина куда-то в сторону. Я не пыталась разогнуться, продолжая с остервенением выхаркивать воздух.

      Меня подняли, как тряпичную куклу, укутали во что-то меховое и огромное, крепко удержали. Мне удалось немного расслабиться, повиснуть на сильных руках, на мгновение показалось, что приступ отпускает. Рёв мотора