Котдог. Светлана Тулина

всё-таки – нормы! Да пойми же ты – это оправданный риск! Я нюхом чую – у этого малыша получится! Посмотри, он какой! Красивый, сильный, наглый. У него просто обязано получиться! Если ещё чуть-чуть ослабить экранирование…

      – Эри, уймись.

      – Ладно, ладно! Видишь – всё, не трогаю больше! Можешь включать.

      Боль.

      Руки исчезли – и тут-то она и навалилась всей своей огромной чёрной тяжестью. Он знал, он помнил, что именно так всё и будет. Но всё равно – неожиданно. Стремительный чёрный водоворот боли ¬затянул его в самую середину, он падал, падал, падал, и больше в мире не было ничего, только эта чёрная боль и бесконечное падение. И тонкий пронзительный визг, впивающийся в барабанные перепонки. Он вонзается в уши, он высверливает голову изнутри, этот визг, кто-нибудь, прекратите, пожалуйста, кто-нибудь… но никого нет, только чёрная боль, и он сам пытается заорать, чтобы хотя бы так прекратить это, заглушить, отодвинуть мерзкий звук, выворачивающий наизнанку. И только тут понимает, что визг этот – его собственный.

      А падение всё длится, хотя прошло уже столько времени, что вроде бы больше и некуда падать. Но падение продолжается, оно не имеет границ, и ужас его безграничен, и безгранична чёрная боль. Наверное, в неё можно падать вечно. Всё ниже и ниже. Только сердце колотится где-то под самым горлом и потихоньку становится всё труднее дышать. Как под водой, он это тоже помнит, хотя под водой и не был ни разу. Наверное, он упал уже очень низко, ниже поверхности озера, вот и трудно стало дышать, под водой ведь вообще дышать невозможно.

      А падение всё длится… и длится… и длится…

      – Обрати внимание на его пульс. И на биохимию. Адреналин зашкаливает. Давление у красной черты. Ещё немного – и не выдержат стенки сосудов.

      – Не паникуй! Они гораздо крепче, чем кажутся! Все они! Даже такие мелкие. Ты что – до сих пор не понимаешь? К ним нельзя подходить с человеческими мерками! Они давно уже не люди!

      Боль может быть вечной.

      Но страх – не может.

      Даже страх перед болью.

      Падение продолжалось, и острые иглы-лучи никуда не делись, и чёрный ужас вокруг тоже был по-прежнему беспросветен. И трудно было дышать – что там трудно! Почти невозможно! – сердце билось уже не под горлом даже, о стиснутые зубы билось оно изнутри, и казалось, что разомкни он челюсти хотя бы на миг – сердце выскочит, так тесно ему там, за зубами…

      Но что-то изменилось.

      Не снаружи – там по-прежнему только чёрная боль и ужас вечного падения.

      Внутри.

      Словно отбивающее бешеный ритм сердце гонит по жилам уже не только кровь, но и что-то другое, чему нет названия. Что-то, такое же чёрное, как боль. И такое же вечное.

      Оно не смешивается с кровью, это чёрное, чему нет названия. Оно не растекается, растворяясь и теряя силу. Оно собирается внутри, где-то под рёбрами, словно туго завинченная пружина или напрягающаяся перед прыжком Быстрая Смерть. Оно – уже почти готово, и от этой его готовности немножко щекотно в груди. Изнутри щекотно. И хочется смеяться от внезапно