Тосканская графиня. Дайна Джеффрис

перелистала несколько страниц, но не уловила смысла, поэтому решила пока припрятать находку и ушла.

      Заниматься живописью на свежем воздухе было холодновато, а тем более на самом верху зубчатой башни, где свирепо разгуливал ветер, но летом София успела закончить несколько новых этюдов. Саму башню она и раньше часто рисовала – и от стеночки, окружающей водоем посреди площади, и из окна своего дома. Писала она и вид, открывающийся с самой верхушки башни, куда можно было попасть по очень крутой внутренней лестнице. Еще перед войной она задумала устроить в верхнем помещении башни мастерскую, но сейчас Лоренцо предупредил о большой вероятности того, что башню станут бомбить, и она отказалась от этой затеи. Разве что когда-нибудь потом.

      Через большой зал, где висело несколько ее холстов, она прошла в свою маленькую студию с выходящими на розарий французскими окнами до пола. Даже теперь, в конце года, розы все еще цвели; бутонов было немного, но они выглядели такими прекрасными, что у нее сразу поднялось настроение. Больше всего София любила писать пейзажи спокойными, приглушенными красками, но, вместо того чтобы приняться за башню, она решила продолжить работу над своим последним холстом, портретом матери.

      Кто таков этот раненый, она надеялась выяснить до того, как настанет время переправлять его в другое место, и до того, как Лоренцо может обнаружить, что у них в доме прячется чужой человек. В противном случае ей придется много чего объяснять мужу. Лоренцо не станет мириться с тем, что она рискует собой, а также подвергает опасности жителей деревни.

      Глава 6

      Ночью Софии снилась весна, пышные пастбища, покрытые свежей травкой, такой ярко-зеленой, что казалось, она сияет каким-то внутренним светом; еще ей опять снились такие же ярко-красные маки, серебристые оливковые деревья, прекрасные холмистые ландшафты Крит-Сенези, высокие темные кипарисы, выстроившиеся в ряд в пейзаже Валь-д’Орча. Она видела во сне проселочные дороги, обочины которых заросли пурпурными ирисами, желтыми цветами полевой календулы и розовым ладанником, белыми маргаритками и синими гиацинтами. Ей снились бесконечно долгие обеды в Пьенце с фаршированными артишоками и жареным ягненком, и она вдыхала свежий аромат розмарина и дикой мяты, видела порхающих в воздухе бабочек-голубянок. Иногда ей снилось, что она вкушает тосканские лепешки с домашним сыром, сидя в саду Сан-Квирико-д’Орча на коврике, раскинутом на поросшей густой травой лужайке. Ее снами правил голод. Точнее, желание вкусной еды, здоровой и разнообразной. Хотя еще сильнее ей хотелось, чтобы их бытие снова стало спокойным и полным. Иногда ей снились долгие дни, наполненные любовью и беззаботной радостью, где не нужно было делать выбора «или – или», где жизнь не была столь сложна. Но эти дремотные грезы представляли собой уже совершенный мираж, поскольку двадцать последних лет над их жизнью нависала мрачная тень Муссолини.

      Она очнулась, хотя и не вполне; ей показалось, что в комнате кто-то есть. Она услышала звуки чьих-то движений и мгновенно подумала о голубоглазом мужчине. Неужели он тогда притворялся,