В плену времени – 2. Повести. Тамара Ла

души.

      Она спрашивала себя: «Почему жизнь с Ясоном лишила меня силы?» И отвечала: «Я стала соучастницей преступления – убийства Любви. Наверно, любовь к Ясону умерла во мне, еще во время, когда с Колхиды мы плыли на корабле, полном шутящих или завидующих моряков; она иссякла еще в первый год нашей жизни в Иолке… Любовь умирает от чужих любопытных глаз и касаний чужих тел, от рождения детей, от родни, друзей, ежедневных разговоров. Сейчас мне не нужна его любовь и забота, мне нужна лишь непрерывная свобода одиночества, постоянное погружение в себя, в котором я чувствую близость Богини-Матери. Она – Мать Мира – требует от всех и от меня только свободы и постоянного освобождения. Жить с людьми это хуже, чем жить с животными. Мне не нужна больше любовь людей. Можно любить море, траву. Людей невозможно любить!»

      Окружающая жизнь стала помехой. Медея говорила:

      – Жизнь мешает мне жить.

      Жизнь, в которой дети и люди вокруг стали лишь спутниками несчастья.

      Медея устала таскать тело и душу, возросшую в нем. Она блуждала, как в поисках блаженной и потерянной земли, в которой правит Богиня, стремилась туда, где она ясно ощутит на себе взгляд Великой Матери, на своей голове – ее руку, протянутую в дар за служение ей.

      2

      На шестой год скитаний в своем бегстве и падении вниз они оказались в Коринфе, расположенном на Истмийском перешейке в Пелопоннесе. Южнее Коринфа находились города Арголиды: Микены, Тиринф, Аргос. Мощные стены и крепости защищали эти города от нападений хеттов и морских пиратов, но сама Ахайя, населенная голубоглазыми и светловолосыми людьми и разоренная внутренними и внешними войнами, находилась в глубоком упадке, и поэтому вскоре хлынут на нее с севера толпы жестоких завоевателей, сметая весь прежний уклад жизни.

      В день появления Ясона и Медеи во дворце невысокий и плюгавенький царек Коринфа большими шагами ходил взад-вперед по комнате. Он пристегнул к плечам мантию, и края ее, развеваясь, метались вслед за ним, как крылья летучей мыши. Огромная злоба душила Главка из-за набега царя городка Трезены на коринфские владения. Сегодня утром этот царек прислал посланца с объяснением, что сделал это случайно в пылу охоты, но захваченных коров и быков не вернул. О, Великий Посейдон! Разрази этого грабителя сверху донизу! И Главк схватился обеими руками за собственное горло, как если бы это была глотка Креонта! Жгучая злоба давила и мяла его. Запустил схваченным со стола кувшином в раба, всунувшегося в двери, сорвавшимся на злобный писк голосом крикнул:

      – Вернулись ли с охоты Орантес и Фаонт?!

      – Вернулись! – поспешил доложить раб. – И в тронной комнате ждут тебя, царь!

      Отворилась другая дверь, и к Главку подошел его сынок – мальчик лет одиннадцати. Он был выряжен в специально для него выкованное вооружение: маленький нагрудный доспех, бронзовые наколенники, боевой позолоченный пояс, маленький меч с большим